Пахом вышел на лестничную площадку. Следом за ним хлопнула дверь. Он машинально оглянулся. И остановился.
– Постой, Пахом! Поговорим!
Это был Иван Николаевич, отец Стаса, худой, невысокий мужчина. Кажется, он работал слесарем в гараже. «Он сейчас начнет меня расспрашивать, разузнавать про подробности», – подумал Пахом. Как раз этого он и не хотел делать. Надо было уходить, не оборачиваясь. Сразу!
– Давай закурим! – сказал Иван Николаевич.
Достал сигареты.
Они спустились ниже на небольшую лестничную площадку. На подоконнике стояла полулитровая банка, служившая пепельницей. На стене скотчем приклеен листок, распечатанный на принтере, «Категорически запрещается курить!» Кто-то об него потушил бычок. Закурили. Пахом глядел в окно, на крыши железных гаражей. Возле одного гаража стояла «девятка» с узором вдоль всей стороны. «Девятка» была темно-вишневого цвета. Сильно подержанная.
– Это… извини, в общем… Ну, не надо тебе на похороны,– заговорил Иван Николаевич. И чувствовалось, что говорить ему это не хотелось, и он вымучивал каждое слово. – Я не виню тебя ни в чем. Ты же тут ни при чем, так же? Но Вера… ей сейчас тяжело. Она считает, что все виновны в смерти Стаса, что его могли бы спасти… Наверно, она не хочет тебя видеть. Вот такие пирожки с капустой, Пахом! Вот так всё.
Иван Николаевич глубоко затянулся сигаретой, и она уменьшилась сразу почти наполовину. Шумно выдохнул дым.
– Ничего! Раз так! – сказал Пахом.
Он уже спустился на несколько ступенек. Остановился. Что-то он забыл очень важное. Вспомнил! Ну, конечно же…
– А! Иван Николаевич! Я тут забыл! Вот…
Он поднялся на лестничную площадку. Иван Николаевич бычковал оплеванный окурок. Пальцы у него были желтые.
– Вот телефон Стаса! Простите! До свидания! Пойду я!
Он побежал вниз, стараясь быстрей покинуть этот дом. Конечно, они не знают, что случилось на самом деле, но каким-то шестым чувством догадываются, что здесь что-то не так. И его считают виновным.
Пахом пришел на следующий день. Но даже не заходил в подъезд, возле которого уже стояло