– Да в том-то и дело, Милька, пока мы думаем, что это не наше дело, что наша хата с краю, что другие касты должны с этим разбираться, пока мы, простые люди, безразличны к таким вопросам, – никто ничем не займётся! Ты же знаешь, как у нас это делается, – кого надо разгонят, посадят, кто что видел – тех заткнут, потерпевших скроют, стены снаружи покрасят, цветочки посадят, доступ к этой теме закроют раз и навсегда. Только отмашки и имитация деятельности – всё, на что они способны. Все заживут так, будто ничего и не было.
Диля кипела от возмущения. В такие моменты она выглядела особенно мило: раскрасневшаяся, взъерошенная, похожая на сердитого ребёнка. Милош улыбнулся и притянул её к себе со словами:
– Ты ж мой борец за справедливость.
Диля раздражённо вырвалась из объятий, встала с его колен, на которые он её пытался усадить, махнула на него рукой, фыркнула и вышла из кухни.
Они с напарником всё-таки подготовили материал. Сделали его максимально «мягким», как им казалось, обошли все острые углы, выглядело это как очень вежливая просьба к власти «обратить внимание на данную проблему». Но редакторская коллегия газеты всё забраковала. Их вызвали «на ковёр» к шеф-редактору, где он долго кричал на молодых ребят, что они позволяют себе лишнего, что не понимают, куда лезут, и подставляют его. Он стучал кулаком по столу и угрожал, раскидал по кабинету листы с материалом и предупредил, что ещё одна такая статейка – и он их уволит.
Диля держалась. Нахмурив брови и изо всех сил сжав дрожащие губы, она дослушала пламенную речь (просто ор) начальника, резко развернулась на каблуках и вышла, хлопнув дверью. Эмоции накрыли её уже дома, где она прорыдала весь вечер.
– Милёк, неужели нельзя ничего изменить?!! – всхлипывала она. – Неужели мы живём в таком безразличии? Я хочу уехать отсюда, я не хочу так жить! Мне так жалко этих детей! Они никому, совершенно никому не нужны!
Милослав сел рядом с ней, обнял свою любимую девочку, гладил по волосам, плечам. Сделал самое лучшее, что мог сделать, – просто молчаливая поддержка в безвыходной ситуации. «Какая же она ещё наивная у меня», – лишь подумал он.
Дело было не только в наивности. Диляра была продуктом большой пробоины в государственной системе Хазарии. Таких, как она, молодых, горячих, неравнодушных, даже в наши дни было довольно много. Государство, которое заблокировало международной интернет, разрешая людям пользоваться лишь внутренней сетью; полностью закрытое государство – выехать можно было только по выездным визам, а въехать практически невозможно; государство, которое держалось на строгой кастовой системе и религиозных догмах (пусть и с некоторыми поблажками, как дань