Пётр возлагал большие надежды на Петра Петровича как продолжателя своего дела, однако новый официальный наследник престола, до трех лет не ходил и не говорил, а в четырехлетнем возрасте скончался. Таким образом, статус великого князя Петра Алексеевича оставался неопределённым; по праву первородства он был наследником деда, однако было неясно, распространялось ли отстранение Алексея от престола также и на него.
Конец прежним сомнениям (и начало новой смуте) положил сам император своим Указом от 5 февраля 1722 года. Пётр отменил прежний порядок наследования престола прямым потомком по мужской линии, заменив его личным назначением царствующего государя. Стать преемником мог любой человек, достойный, по мнению государя, возглавить государство.
Текст Указа гласил:
«… чего для благоразсудили сей уставъ учинить, дабы сiе было всегда въ волѣ правительствующаго государя, кому оный хочетъ, тому и опредѣлить наслѣдство, и опредѣленному, видя какое непотребство, паки отмѣнитъ, дабы дѣти и потомки не впали въ такую злость, какъ выше писано, имѣя сiю узду на себѣ».
Указ был настолько необычен для русского общества, что пришлось его разъяснять и требовать согласия от подданных под присягой. Многие возмущались:
«Взял за себя шведку, и та царица живых детей не родит, и он сделал указ, чтоб за предбудущего государя крест целовать, и крест целуют за шведа. Одноконечно станет царствовать швед».
Они ошибались: Пётр теперь хотел передать бразды правления своей старшей дочери Анне, предварительно выдав ее замуж за человека королевских кровей, но не слишком могущественного, дабы было, как в Англии: королева с принцем-консортом. Потому и подобрал ей в женихи герцога Голштинского, хотя по-прежнему мечтал о браке Елизаветы с французским королем. Если вдуматься, Пётр затевал масштабную перестановку политических сил на карте Европы: непременный союз России и Франции (две сестры на двух тронах) разом выдвигал Россию в первые ряды. А то, что он при этом забыл о родных внуках… монархи тоже люди и ничто человеческое им не чуждо.
В 1724 году, через несколько месяцев после коронации разразилось весьма неприятное событие, которое чуть было не лишило новоявленную императрицу монаршего венца, возложенного на нее самим Петром. Из тайной превратилась в явную ее многолетняя связь с Виллимом Монсом, ее камергером, одним из трех братьев немки Анны Монс, от которой в свое время был без ума молодой царь.
С 1716 года Виллим Монс, человек ловкий, веселый и услужливый и – главное! – необыкновенно красивый – постепенно становился все ближе императрице. Его сестра Модеста Балк сделалась ближайшей наперсницей государыни. Успех молодого Монса ни для кого в Петербурге не был секретом. Его дружбы и покровительства искали высокопоставленные лица, министры, посланники и епископы. А Екатерина…