Они уже были на середине дороги, когда ее заставил обернуться зов птицы, затронув какую-то странную, сокровенную часть ее существа. Судя по хриплому карканью, это была ворона – Кейт уже научилась различать по голосам большинство птиц в саду у родителей, и вороны были ее любимыми птицами. В их хитрых голосах и темных светящихся глазах было что-то разумное, почти человеческое.
Повернувшись, Кейт вгляделась в кроны деревьев, выстроившихся вдоль дороги позади них. И – вот оно – бархатистый черный, ярко выделяющийся на фоне нежной зелени и голубизны июньского дня. Ворона, как она и подумала. Вырвав руку из отцовской руки, она побежала к птице, наблюдая, как та взлетает.
Дорогу пересекла тень. Послышался рев, а затем из-за угла появилось чудовище с красной чешуей и серебряными зубами – она притворялась, что не верит в таких, потому что уже большая, – и бросилось прямо на нее.
Отец подоспел как раз вовремя. Он вытолкнул ее на травянистую обочину. А затем раздался звук, похожий на звук разрывающейся бумаги, будто воздух разорвали пополам. А Кейт потрясенно смотрела, как чудовище впивается в отца.
Сначала медленно, затем все быстрее, он упал.
Позже, когда прибыли службы спасения: две машины «Скорой помощи» и полицейская машина – конвой смерти, – Кейт заметила на асфальте что-то золотое.
Это была брошь-пчелка, которую она всегда носила с собой в кармане. Должно быть, она выпала, когда отец оттолкнул ее, спасая от чудовища – чудовища, которое, теперь она это знала, было просто машиной, с облупившейся красной краской и ржавой решеткой радиатора. Кейт огляделась и увидела водителя: щуплый мужчина рыдал на заднем сиденье одной из машин «Скорой помощи».
В другую машину загружали носилки с чем-то черным и блестящим. Она не сразу осознала, что на этих носилках ее отец и что она больше никогда не увидит ни его улыбку, ни морщинки вокруг глаз. Его больше нет.
«Я убила своего папу, – подумала она. – Я чудовище».
Она подняла брошь и повертела ее в руках. На месте выпавших камушков были уродливые дырки, будто щели от выпавших зубов. Одно крылышко помялось.
Она положила брошь обратно в карман, как напоминание о том, что натворила.
С того дня она держалась подальше от белок и червяков, от леса и садов. Особенно она избегала птиц. Природа – и то сияющее восхищение, которое она разжигала в Кейт, – была слишком опасна.
Кейт была слишком опасна.
Восхищение обернулось страхом, и она спряталась внутри себя, будто за стеклом. Точно как бабушкина сколопендра. И никого не впускала.
Пока