Но если ее отошлют отсюда… она может никогда больше ничего этого не увидеть. Ни сов, ни летучих мышей, ни барсуков. Ни старый бук, который она так любила, и его колонию насекомых.
Вместо этого ее запрут и заставят изучать всевозможные бесполезные навыки светских бесед и правила этикета. И все для того, чтобы отец предложил ее какому-нибудь престарелому барону, будто она вещь, которую можно обменять на услуги.
Или вещь, от которой нужно избавиться.
Но нет, он не отошлет ее. Она ему не позволит. Она покинет Ортон-холл (тут она представила, как она пробирается сквозь джунгли, едва касаясь папоротников, кишащих жуками) только по собственному желанию. Не по желанию Отца, ни еще по чьей-либо воле.
Когда придет зима и посрывает листья с деревьев, она будет здесь, поклялась себе Вайолет, а не в каком-то ужасном пансионе. Она даже не будет выходить из дома, если это необходимая цена. Только до конца визита бестолкового родственника. Это покажет Отцу, как хорошо она способна себя вести.
6
Кейт
Кейт зарывается под одеяло – здесь клац-клац клюва о стекло не так слышно, и ждет, когда ворона перестанет атаковать окно. Кейт судорожно дышит: горло сдавливает от затхлого запаха постельного белья. В конце концов звук исчезает, и в своем воображении она слышит, как ворона, рассекая воздух крыльями, улетает прочь. Постепенно дыхание Кейт выравнивается, пульс замедляется.
Она высовывает голову и оглядывает комнату: потолок накренился, выкрашенные зеленым стены от старости выгнулись вовнутрь помещения, еще сократив пространство комнаты. Фотографии в рамках смотрят прямо на нее, как и рисунки: животные, насекомые, птицы. Одно из изображений выглядит особенно объемно, оно словно выпирает из листа: какая-то рыжевато-коричневая змея, поблескивающая в раме за стеклом. Дивясь ее золотистому мерцанию, Кейт присматривается и понимает, что это вовсе не змея, а сохранившаяся сколопендра: плотные сегменты влажно блестят, навсегда запечатанные стеклом.
Передернувшись, она читает витиеватые буквы на рамке; слова звучат странно, как заклинание.
«Scolopendra gigantea».
От густой тишины у нее кружится голова. Кейт практически тошнит от незнакомого чувства свободы. Оно столь же неуютно, как прикосновение грубой ткани к коже. К этому требуется привыкнуть.
За последние шесть лет – с тех пор как они с Саймоном познакомились – она впервые так долго не общается с ним. Тогда ей было двадцать три. Мысль о том далеком вечере отзывается болью в животе. Она ясно видит себя: в лондонском пабе с подругами, невозможно юная и застенчивая. Хотя сейчас ей непонятно, подходило ли слово «подруги» для девушек, с которыми она познакомилась в университете. Ей никак не удавалось подстроиться под тон беседы, никогда не удавалось вовремя пошутить или посмеяться. С самого детства она ощущала, будто существует сама в себе, отдельно от остальных людей.
В тот вечер это чувство обособленности было еще сильнее, потому что мама только