– Ага, сердце – сердце, – ответил он, не поворачивая головы, и надкусил яблоко.
Сделав над собой невероятное усилие и сосчитав до пяти, я полностью отзеркалила его жест. Вонзила зубы в красный бок до спелого хруста.
Он откусил, я откусила. Он запил водой, и я потянулась к кубку. Галдёж в светлице казался далёким, а людей вокруг будто не существовало и вовсе, только мы вдвоём. И пусть мы за ужином не проронили ни слова, между нами шёл незримый диалог. Такой личный, что щёки краснели и могли соперничать с рыжими волосами. Такой пылкий, что горло пересыхало и всё время хотелось пить. Такой переменчивый, что бросало то в холод, то в жар, то в пот, то в дрожь.
– Набирайтесь сил, соколы ясные, отрада глаз моих, – поднял кубок за гостей отец. – Кто бы из вас Всеславу не увёз с собою, а все вы мне как сыновья.
Я поспешно спрятала улыбку в кулак. Либо в кубке Благояра не квас, как у меня, либо это международная политика, в которой я ничего не смыслю.
– Я, признаться, поначалу горевал, что не дали мне Боги наследников, – по-отечески разоткровенничался князь, чем заслужил гневный взор супруги своей Збары. – А потом понял, что и в этом есть выгода: я смогу выбрать лучшего, и даже не довольствоваться единственным.
– А кто же править будет Великолучьем? – Горисвет единственный отважился задать этот вопрос, но, судя по тому, как подобрались все остальные молодые князья, волновал он всех. – Муж Всеславы или муж Агнии?
Добродушной обстановки в светлице как не бывало, а над столом будто повисли грозовые тучи.
– Рано ты, сокол, на мою землю смотришь. Пока я по ней хожу, править тоже буду я, – кубок отца с грохотом опустился на стол.
Бедный камыш и голову в плечи спрятать пытался, да куда уж ему тщедушному. А я впервые Всеславе не позавидовала. Велика ли радость от полчища женихов, если смотрят они на тебя как на довесок к княжеству богатому?
Сваты венценосные смиренно разглядывали узоры на тарелках, боясь и глаза поднять на моего отца, один только Милан нет-нет, а бросал на меня мимолётные взгляды. Он один прибыл ко двору по своей воле, не ради Всеславы, не ради княжества… Говорили, отец заставил. Может, его чувства и правда самые настоящие?
Выходя из светлицы, князь Милан будто невзначай коснулся моей руки, провёл пальцами по моей ладони. Уж сколько меня за руки хватали и не счесть, а сейчас будто и дыхание спёрло и пол из-под ног уходить начал.
– С вами всё хорошо? – склонился он надо мною так близко, что казалось вот-вот нос к носу столкнёмся, а руками обвил мою талию.
– Спасибо, всё хорошо, – страшась родительского гнева, поспешила высвободиться из его объятий. Кожа горела в тех местах, где он меня касался, словно я не то, что без рубахи была, а вообще нагая.
– Осторожнее, Агния Благояровна. Глядите, не споткнитесь, – донеслось мне вдогонку, пока я стремглав неслась в собственную светлицу.
Мы с Айкой прежде про любовь только в книжках читали, где