О жандармах, императорах и изобразительном искусстве. Архивные заметки. Марина Сидорова

«есть офицер образованный, способный, вполне преданный Государю Императору и Отечеству и может быть весьма полезен для службы. Что же касается его связей с Петровым, то «цель Менькова была чисто ученая, не соединенная ни с какими незаконными видами, и только жажда познания ввела его в неосторожность писать к чиновнику Петрову о доставлении ему сведений из архива 3-го Отделения»[186]. Вскоре Менькова освободили и возвратили к месту его службы в Варшаву, причем по ходатайству шефа жандармов А.Ф. Орлова факт вызова Менькова в Петербург не был занесен в формуляр[187].

      Следствие же в отношении самого А.М. Петрова продвигалось крайне медленно, в показаниях подследственного было много неясностей, путаницы и противоречий. Он сознался, что при разборе дел в архиве, некоторые из дел расшивал и изымал наиболее интересные документы, что «любопытствовал» в бумагах на столах у чиновников канцелярии, что в отчаянии «худо отзывался о его товарищах и о месте его служения и что говорил о намерении утруждать лично и написать Вашему Императорскому Величеству о своем положении»[188]. Но в отношении главного пункта обвинения – писал ли он анонимное письмо на имя императора – Петров никак не сознавался. Более того, у следствия складывалось впечатление, что Петров действительно не понимает о чем идет речь. Для увещевания обвиняемого призвали священника – протоиерея Казанского собора Андрея Райковского. Неизвестно о чем беседовал священник с арестантом, однако после этого разговора Петров сделал чистосердечное признание, но через два дня отказался от него. После очередной встречи со священником вновь сознался, но стал крайне неуравновешен. Усомнившись в причастности Петрова к написанию анонимного письма, следователи стали задавать вопросы, ответы на которые могли быть известны только следователям и преступнику. Например, на вопрос «куда был положен конверт на имя императора?» Петров ответил, что положил его на один из подъездов Зимнего дворца, в то время как конверт был брошен в почтовый ящик на Невском проспекте. Сказал он и о том, что сам собственноручно подписал конверт, не зная, что надпись была сделана из приклеенных газетных букв, а в дате написания и вовсе ошибся на целую неделю. Специально ли Петров водил следователей за нос или действительно был не причастен к анонимному письму – следствие так и не установило. Во всеподданнейшем докладе князь А.Ф. Голицын писал: «Между тем однакож недостаток юридических доказательств и противоречащие друг другу объявления самого Петрова при рассмотрении обвинения противу него порядком суда, не дозволяли бы признать виновность его вполне доказанною. Поелику же, кроме главного пункта обвинения Петрова, то есть безымянного письма на Высочайшее имя, он уличен и сознался в расшитии некоторых дел из архива 3 Отделения и похищении из оных секретных бумаг, за что он на основании Уложения о наказаниях уголовных, главы 4 статьи 330, подлежит лишению всех прав состояния и ссылки на житье в Томскую или Тобольскую