– Александр Николаич? – опасливо обратился водитель. – А куда ехать-то?
– В клинику ко мне дуй, будь она проклята, мать ее…
Арцыбашеву сразу вспомнилось сегодняшнее представление в цирке; а точнее, госпожа Эльза.
«Ну и выдумали ей имечко, да еще и принцессой прозвали! Дура из дур – по канатам научилась лазить под музыку, развлекать дурное стадо своим трюкачеством! Тоже мне, наука! А ведь как похожа на Тарасову – и вытяжкой, и телосложением! Все один в один! Жаль, что ее лица не разглядел. Наверняка такое же глупое и голубоглазое. Может, вообще подросток? Может быть, даже мальчик? – Арцыбашев поморщился от отвращения. – Чем же Ника так восхищается в этой циркачке? Впрочем, несмышленое детское сердце никогда не видит дальше блесток и фокусов».
Доктор прикинул – а если бы эта Эльза во время номера сорвалась по-настоящему? Скорее всего, сломала бы шею и умерла на месте, и это в лучшем случае. В худшем – выжила, но осталась бы парализованной до конца жизни.
Возле клиники Арцыбашева стоял черный автомобиль. Его водитель, облаченный в шинель с погонами лейтенанта, вальяжно оперся на вытянутый капот и курил папироску. Похоже, дождь его абсолютно не волновал.
Машина доктора встала рядом. Арцыбашев кинул быстрый взгляд в сторону лейтенанта (тот продолжал курить, не замечая ничего вокруг) и зашел в клинику.
– Александр Николаевич, – вахтер поднялся из-за стойки. – К нам приехал генерал-фельдмаршал Костромской.
– Не знаю такого.
– Ну как же… герой Русско-турецкой… на прошлой неделе звонил…
– Ах, этот, – Арцыбашев глянул в окно. Черная машина стояла, но ее водитель, докурив, спрятался в салоне. – Решился-таки? И где он?
– В приемной. Маслов с ним разговаривает.
– Кто сегодня дежурная сестра?
– Нюра.
«Опять она, – досадливо подумал Арцыбашев. – Хотя, это может помочь».
Генерал-фельдмаршал Костромской, один из многочисленных героев последней Русско-турецкой войны, восседал на диване с важным воинственным видом. Он был в парадном мундире – ордена, кресты и ленты облепили его грудь сверху донизу. Его лицо, изборожденное морщинами, хранило суровое выражение; пышные седые усы с пожелтевшими от табака кончиками изредка подрагивали – генерал порывался задать вопрос, но каждый раз передумывал. Глубоко посаженные глаза, тусклые и мутные, смотрели на Маслова с презрительным недоверием.
Маслов, забывший надеть халат, сидел за столом и заполнял медицинскую карту.
– Много у вас бумажной работы, прямо как в штабе, – пересилив себя, недовольно заявил Костромской.
– Что поделать? Бюрократия проникла во все слои нашего общества, – шутливо ответил Маслов.
Генерал