От увиденного стало совсем худо: чуть ниже колена ногу зажали массивные железные челюсти медвежьего капкана. Затянутые ржавчиной острые зубья, прорвав штанину, глубоко вонзились в плоть. При этом конечность, скрытая напитанной кровью шерстяной материей, выглядела так, словно внутри не было ничего твёрдого.
Не сумев пошевелить стопой, Габа, сдавленно постанывая, осторожно ощупал повреждённое место. Как он и опасался, кость оказалась раздробленной.
Обливаясь потом, чувствуя одновременно жар и озноб, Габа часто дышал открытым ртом. Бывший ратник лихорадочно размышлял, как вырваться из ловушки. Звать на помощь – бесполезно. Ежели кто из своих мог услышать, уже бы пришёл на крики. Раскрыть медвежий капкан и так не просто, а в сужающейся кверху яме совсем невозможно. Вынуть его оттуда тоже…
Поминая богов, мешая молитвы с бранью, Габа обвязал ногу над коленом бечевой. Подсунул под неё деревянные ножны кинжала и принялся крутить, затягивая верёвку сильнее. Подобрав кинжал, на несколько ударов сердца замер. Затем, склонившись, с безумным рыком принялся пилить острым лезвием влажную ткань и мясо…
Освободившись, Габа в полубеспамятстве перебрался через яму. Полежав, приподнялся и упрямо пополз по коридору, прощупывая землю перед собой клинком. Почти добравшись до места, где узкий высокий проход вновь превращался в лаз, натолкнулся на жилу, тугой тетивой натянутую поперёк пути. Сначала Габа хотел перерезать её, но после передумал: мало ли как ловушка сработает.
Хватаясь за стены, поднялся. Постоял, собираясь с силами. Толкнувшись одной ногой, перескочил через препятствие. И ту же ударил другую жилу, натянутую на уровне груди. Разбрасывая жёсткую земляную крошку, из замаскированной ниши на потолке по дуге вылетел подвешенный на верёвке обрезок бревна, толщиной почти с человека. На обращённой к Габе стороне торчали остро заточенные четырёхгранные колья.
Силы удара хватило, чтобы пробить тело насквозь – фуминца не спасла даже кольчуга. Габа тряпичной детской игрушкой повис на кольях; фонарь вновь полетел на землю и погас. Некоторое время в темноте раздавался свистящий хрип. Вскоре он затих, и безмолвие подземелья нарушали лишь едва слышные звуки капающей крови.
Лаз, в котором убили Вирнера, оказался самым длинным из всех, что в этот день довелось преодолеть Эгарту. Выбравшись из него, воин очутился в изогнутом полукольцом коридоре. Справа и слева от ратника чернели входы в тоннели: пять штук, не считая того, из которого появился он сам. На противоположной стороне коридора, примерно в центре дуги, располагался лишь один проход – непривычно большой и почти идеально круглый. И в его глубине виднелся приглушённый свет.
Подозрительно озираясь, воин направился в сторону бледных лучей. И затормозил, подавшись назад, услыхав притушенный земляными стенами вопль. Почти сразу крик сменился невнятным злым бормотанием. Отдельные слова звучали разборчиво:
– …Тварины… ужо вы… вдрызг разнесу…
Узнав