После этого страшного и зловещего для меня разговора мне, поевшему и разморенному едой и трепом, выпившему специального, по словам китайца, отвара для лучшей работы желудка, сказали идти в дальний конец пещеры за кухню и хорошенько выспаться. Но прежде искупаться и пройти необходимые процедуры для восстановления сил и здоровья.
За большой пещерой, в которой мы были, находился природный бассейн с теплой водой примерно три на три метра. Я залез в него и, провалявшись минут шесть, практически заснул. Но поспать мне снова не дали. Боджинг позвал меня и, жестом указав на странный стол с подставкой со всякими склянками и предметами, сказал ложиться.
Меня пристегнули так, что я не мог пошевелиться.
– Закрой глаза и расслабься. Дыши глубоко, волной, знаешь, как это?
Я угукнул.
– Жди, когда услышишь музыку, все равно какую. Но ты ее обязательно услышишь.
После этого меня натерли каким-то маслом, которое вкусно пахло розой, и начали втыкать иглы. С акупунктурой я был знаком, и меня не пугало начало постановки системы начиная с пальцев рук, а вот длиннющие иглы, вставляемые в ноздри, лоб и глаза – да, глаза! – впечатлили не на шутку. Я попытался дернуться, но не смог. Пристегнутое накрепко тело налилось тяжестью, двигаться не хотелось, а сквозь туман в голове запел Виктор Цой.
Сколько я лежал, не могу сказать, все время летал где-то. Но когда я почувствовал, что ремни ослабли, и встал со стола, состояние, было такое, как будто я проспал часов двенадцать. Хотелось есть, и, если бы был жареный слон, – обглодал бы до косточки.
– Все, иди поешь. На столе стоит чугунок. А потом – спать. Завтра первый день. Подъем в четыре утра.
В пещере уже везде был приглушен свет. Я дошел до скрытого шкафа-двери, вышел в комнату, отведенную мне для сна и, упав на коврик, мгновенно заснул. Если мне что-то и снилось, то ничего не запомнилось. Растущий организм отсекал ненужную информацию. Подъем был короткий. Я почувствовал, что кто-то трогает меня за плечо, и тут же открыл глаза. Встал. Рядом стоял внук деда Боджинга, Лян, именно так его представили вчера. Он потребовал подчиняться его словам так, как будто это говорит сам китаец.
Первый из множества одинаковых дней начался большой горячей лепешкой, куском мяса, по величине не уступающим лепешке, и литровой кружкой козьего молока. Потом Лян дал мне надеть небольшой передник-трусы из грубой ткани серого цвета и кожаный ошейник раба. Он взял миску с чем-то вроде клейстера, намазал мне ступни и ноги до колен. Масса была прозрачной, но быстро застывала, образуя невидимую эластичную корку. Ощущение было такое, как будто надел невидимый носок, и Лян объяснил, что рабам обувь носить запрещено, как и одежду, поэтому придется в зависимости от погоды мазаться этим гелем. Он защитит от холода и острых камней.
Я