– Приедешь – начнем тренировать в обоеруком варианте. Этому клинку более шестисот лет. Свое имя он тебе сам подскажет. Для того, чтобы тебе его сегодня подарить, собирался большой совет носителей этого искусства и принимал решение, достоин ты или нет. Приняли. Надеюсь на тебя и уверен, что не подведешь. А это тебе для него специальный аксессуар, – он развернул сверток, и я увидел обычные штаны серого цвета. С карманами, нашитыми в области бедер и икр. Ткань была легкой, но какой-то излишне жесткой.
– Спецткань. Опытный образец. Еле достали для тебя. Не промокает, прямой огонь держит до пяти минут. Не рвется. И в правом шве сделаны ножны для твоего клинка. Владей с честью этим достойным мечом.
Я схватил клинок, штаны и ошарашенно пролепетал: «Спасибо, дядя Володя!»
На этом все разошлись, и я остался в зале один. Чуть успокоился. Нашел ножны, которые были настолько хорошо замаскированы строчками швов, что совершенно не ощущались. Вставил туда клинок. Переоделся и пошел домой. Нужно было поторопиться, чтобы успеть на английский, а потом написать записку Ирке и ехать в аэропорт.
Рейс был в 23:00. В аэропорт я решил приехать за два часа и погулять там. С английского вернулся рано, и время до отъезда еще было. Анна Ивановна тоже подарила мне подарок. Кожаный ремень с кармашками, как у ковбоев. Кармашки были заполнены конфетами, и я решил их не трогать до аэропорта.
Пообещав передать привет родителям, я распрощался и решил заскочить к своему другу Ромке, чтоб от него позвонить Аленке. Но Ромки дома не было. Они с отцом уехали на стрельбище. Ромкин отец был заместителем командира бригады. К своим тринадцати годам Ромка стрелял из всего, что только стреляет, причем очень недурно. Я написал ему записку. Посетовав, что не успел похвастаться клинком, ремнем и штанами, побрел домой.
Делать было нечего. До Аленки не дозвонился. Никто не брал трубку. И я, весь в расстроенных чувствах и в мыслях о несправедливости мира, пригреб домой.
Есть не хотелось, хотя обычно после тренировки я готов был быка стрескать и еще на поросенка засматривался бы. Шучу. Ни разу не ел поросенка. Но по фильму «Иван Васильевич меняет профессию» знал, как он выглядит.
Написал короткую записку Ирке. Так, мол, и так. Телеграмма – аэропорт – Москва; приеду – расскажу, как мы с мамой и папой повеселились. Злой на нее. Не до сантиментов.
Забросил в сумку мыльно-рыльные и задумался – сколько брать денег? Решил взять на все про все двадцать рублей. Из копилки вытащил то, что сумел, не разбивая, – еще семь рублей пятнадцать копеек