– Знаешь, уже и не помню. Но только, разок там побывав, мы, черт возьми, вскорости вернулись. Что-то есть в этом месте. Не одна красота. Первозданность. Удаленность. Пронимает до самого нутра. По ощущениям – ты и она наедине с миром.
– Переживите это – и переживете что угодно?
Терри издал хриплый прокуренный смешок:
– Точно. Такие воспоминания дорогого стоят.
Терри зажал в губах незажженную самокрутку и, скрежетнув стулом по кафелю, поднялся.
– Ну ладно, мне пора. – Пожав ладонь Виржини мозолистой пятерней, Терри кивнул Джейку. – Смотрите сами, но если соберетесь, точно не пожалеете. Верно говорю. Спокойной ночи.
Виржини проводила его взглядом. Как легко привыкаешь судить о людях по внешности, даже если постоянно напоминаешь себе этого не делать. За время их разговора ее мнение о Терри изменилось, и сейчас, глядя на его удаляющуюся спину, она представляла его тридцатилетним, полным энергии и амбиций и по уши влюбленным в молодую жену.
Он был уже почти у выхода, когда Виржини сообразила, что он так и не сказал им название острова.
– Терри, а как называется твой остров? – спросила она, повысив голос, чтобы он ее услышал.
Старик остановился, придержав рукой открытую дверь.
– Амаранте. – Он откашлялся и, к ее удивлению, продекламировал: – «В Раю в былые дни вблизи от Древа Жизни впервые цвел бессмертный амарант»[18]. – И растворился в ночи.
7
Амаранте.
Виржини лежала без сна в каюте, наслаждаясь воздухом из вентилятора, щекочущим кожу.
Amar-ante.
Красивое слово, звучное.
Amour-ante.
Место любви, место до любви. Место для любви.
Рядом спал Джейк. Вскоре после ухода Терри они вернулись к себе и с нетерпением упали на кровать. Но проснулась она рано, что было непривычно. Виржини была типичной совой, и дома, когда Джейк подходил пожелать спокойной ночи, она продолжала работать за кухонным столом. Музей плохо финансировался, сотрудников не хватало, так что по вечерам она, как правило, разгребала текучку. Директор шутил, что у нее самые исчерпывающие экспликации на свете, но она не жалела времени. Истории и артефакты, которые привозили из плаваний старые моряки, завораживали ее.
Джейк, наоборот, был ранней пташкой и даже по выходным, когда ему не нужно было на верфь, целовал ее на рассвете и отправлялся поматросить на чьей-нибудь яхте в гонке вокруг буйков или помочь в детском клубе парусного спорта. Здесь же, не иначе как благодаря равной продолжительности дня и ночи и расслабленному образу жизни местных, их ритмы синхронизировались. В Малайзии жизнь текла гораздо медленнее, чем в любом прочем месте, где Виржини жила. В Лондоне, Париже и даже Лимингтоне все всегда бурлило, и ей было трудно отключиться от суеты.
Бессмертный амарант.
Она выскользнула из кровати и подошла к штурманскому столу, где заряжался ее телефон. Набрала