Очевидно, Сова не совсем забыла, что она женщина.
Соловей иногда подкалывал ее:
– Уж не мышкуешь ли ты по ночам, кхе-кхе? – говаривал он. И даже не подозревал, насколько близок к истине.
Сова, конечно, не опускалась до столь низменных инстинктов, но полетать ночью да погонять до смерти напуганную мышь – какое же это было удовольствие! Да и мышцы крыльев размять, глазомер опять-таки чтобы работал как надо.
Но как-то невзначай Олег Отрывкин возьми и скажи:
– У меня тут семейство соней жило неподалеку. Недосчитаюсь – разговор будет серьезный!
Сказал якобы в пустоту. Пустота ответила помаргиванием желтых огромных глазищ и гробовой тишиной.
С тех пор ночные полеты прекратились.
Соловей выбрал себе на чердаке небольшую каморку с окошком для прогулочных вылетов. Да и сидеть на подоконнике крохотного окошка и выводить рулады с утра пораньше было приятно.
Но жильцы Дома не ругались, понимали: природа.
Да и просто красиво.
Лёва выбрал себе уютненькую угловую спальню с камином. Он вообще считал, что каминами комнату не испортишь. И чем их больше, тем теплее, а значит, и уютнее комната. В угловой комнатке храп никому не мешал, а если вдруг – ну что ж, подушка-другая могла и прилететь голосистому Лёве. Но тот, кто кидал, обычно оставался без подушки: очень Лёва не любил, когда в него что-то кидали, пусть даже подушку. После таких полетов она переставала быть подушкой и превращалась в пух да перья.
А Отрывкин продолжал спать в дедовой спальне. Она давно стала его. Уютная, с большими окнами, старинной надежной мебелью, удобной кроватью, письменным столом, на котором стоял вполне себе современный комп.
Штабом дружно выбрали библиотеку с ее живым светом и всегда позитивным настроем, – наверное, у Дома в области библиотеки никогда ничего не болело.
Дом, теперь уже свой, команда Отрывкина полюбила, холила и лелеяла, двери закрывала осторожно, лишний раз не хлопала.
В общем, идиллия, а не жизнь.
Если бы не Отрывкин.
Ну столько вопросов задавал в течение дня, что язык на плече болтался у отвечающего.
«А что дальше? А как мы будем улучшать настроение окружающих, когда, вон, пьют без просыха, а потом друг за другом носятся с ножами? А чегой-то другое измерение от нас отказалось – мы что, второй сорт?»
И всё в таком духе с утра до вечера и с вечера до утра.
Команда стала уставать.
Однажды Соловей взорвался.
– Тебе что, живется плохо? Что ты жилы изо всех тянешь? Приключений на свою… гм, голову ищешь? Ну так найдешь! Закон такой, – вышел из себя Соловей.
На его вопли прибежала испуганная Сова.
– Кого режут?
Разобравшись в ситуации, сама заверещала на Соловья не хуже его самого:
– И бывают же такие эгоисты! Прожили больше пятисот лет – и любопытство к окружающей среде атрофировалось напрочь. А у мальчика столько нового! Ему рассказывать надо, а не орать на