Через пять минут, кряхтя и постанывая, Сова выпрямилась, встала на ноги, покрутила головой на сто восемьдесят градусов, пощупала клюв: он стал будто новый и даже как будто отполированный – высший Совиный шик.
– Сойдет, – сказала Сова, – но могло бы и не сойти. Ты, Отрывкин, поосторожнее, магия все-таки, – почти просительным тоном произнесла она.
И в их отношениях это было уже прогрессом.
Глава 12. Вон!
Ну что, господа преподаватели, программу составили? Что зря время тянуть? – бодро произнес Отрывкин. – Кстати, почему вы всё время птицы? Вы ж говорили, что люди.
– Привычка, – сказал Соловей.
– Так удобнее, – добавила Сова.
– Ага… – глубокомысленно произнес Отрывкин. – А меня, знаете ли, человеческий облик устраивает, не хочу перевоплощаться.
– А тебе и не придется, – хохотнул Соловей, – ты и так в двойном экземпляре всегда присутствуешь, – покосился он на Лёву.
– Попросил бы… – лениво оскалился Лёва. – Я вам не подопытная зверушка. А самостоятельная личность. На службе у Олега, – добавил он.
– Всё, дискуссии не по поводу закончены. Что там у нас по программе? – прекратил разгоравшийся спор Отрывкин.
– Тортило́вич, – мрачно сказал Соловей. – Ты с ней повежливее. Она тетка умная. Медлительная, правда. Но свое дело знает. И не слишком ее расстраивай.
– А то что? Кинется в пруд? – хохотнул Отрывкин.
– Откусить может. Всё, что на глаза попадется, – сказал Соловей.
И он так мрачно это сказал, что Отрывкин поверил сразу и даже представил. А представив, содрогнулся.
– А ее вообще можно до занятий допускать? С такими-то повадками? И что она, кстати, преподает? – заинтересовался Отрывкин.
– Умение владеть эмоциями, – еще мрачнее сказал Соловей.
– А сама-то умеет? Судя по ее пристрастиям… – засомневался Отрывкин.
– У каждого свои недостатки, – меланхолично произнес Соловей фразу из старой комедии[2].
– Вы что, опыты надо мной ставить решили? – завелся с полпинка, как старый драндулет, Отрывкин. – Приползет черепаха какая-то трехсотлетняя и оттяпает у меня – не знаю, что она там оттяпает, но не дам! – Он заводился всё больше.
Дом начал поскрипывать, книги на полках захлопали страницами, а в прихожей совершенно уже неожиданно пошел снег.
– Тихо! – очень громко сказал Соловей. – Никто калечить тебя не собирается. Учись хорошо, и всё будет в норме.
И тут в дверь будто начали скрестись.
– Это что? – нервно спросил Отрывкин.
– Не что, а кто, – поправила Сова, отлипая от зеркала, перед которым прихорашивалась с обновленным клювом. – Твой препод, Тортилович, скрипит.
– А по-другому она не может оповестить о своем прибытии, кроме как дверь до дыр проскребать?
– Может, –