Его зритель приходил слушать Чехова, Мопассана, Марка Твена или Шелом-Алейхема. Он был готов не только к восприятию рассказа, но и конкретного материала этого рассказа, к восприятию художественного действия. Но эта готовность была совершенно иного свойства. Готовность к восприятию слушающими рассказа в жанре Горбунова носила действенный характер, то есть рассказчик в процессе общения вызывал у людей интерес к подготавливаемому им рассказу, грубо говоря, можно сказать интриговал своего слушателя, пробуждая в нем любопытство именно к тому, о чем собирался рассказывать. Готовность слушателя к восприятию рассказов Закушняка в вечерах интимного чтения носила характер зрительской установки на восприятие произведения театрального искусства
В силу этого, партнер, то есть зритель в жанре Закушняка, вел себя пассивно. Он не спорил, не перебивал рассказчика, не задавал ему никаких вопросов, он вел себя как зритель. Являясь именно в этом смысле пассивным партнером, зритель принимал художественное творчество реально общавшегося с ним актера.
В силу этого, сами обстоятельства рассказов Закушняка не содержали в себе тех действенных возможностей, в которых выступал Горбунов. По степени конкретности, по возможностям прямой связи рассказчика с партнерами, обстоятельства, созданные Закушняком, во многом уступали обстоятельствам Горбунова. Но тем не менее, это был огромнейший шаг вперед. Ибо Горбунов не создавал обстоятельств рассказа. Он использовал реальные обстоятельства, подчиняя их своим рассказам. Закушняк же создает художественными средствами «предлагаемые обстоятельства» рассказов.
Правда, эти обстоятельства являются «предлагаемыми» не только для актера, но и для зрителя. И в этом проявляется художественное противоречие жанра Закушняка. В своем жанре вечеров интимного чтения и следующим за ним жанре вечеров рассказа Закушняк частично разрешил существующее противоречие горбуновского жанра между художественно создаваемым образом рассказчика и реальными обстоятельствами рассказа, снизив конкретизацию образа рассказчика и введя элемент художественности, то есть «предлагаемости» в обстоятельства рассказа, как бы временно уравновесив противоречивость данных противоположностей. И само это равновесие, естественно, содержало в себе противоречие, хотя это противоречие приняло глубоко скрытый, невидимый характер. В противоположности противоречивых сторон была найдена временная гармония, временное равновесие сил.
В историческом развитии искусства живого слова все эти противоречия