Почему-то вспомнилось, как однажды Фурцева подошла на приеме к Канделаки и вкрадчиво так поинтересовалась: «Где же ваша жена?» – «Дома, – честно ответил Владимир Аркадьевич, – у нее сегодня был спектакль». – «А почему она вообще никогда не бывает на наших приемах? Вы ей передайте, что мы больше не будем ее приглашать».
Когда муж передал ей указание Фурцевой, она лишь звонко рассмеялась в ответ. Не будет приглашать – и слава богу. Она терпеть не могла все эти правительственные концерты. Что касается любви сильных мира сего, так у нее никогда и не было никаких великих покровителей. Она не была близка к «верхам», скорее, наоборот: после первого же правительственного концерта, который проходил в Георгиевском зале Кремля, где все сидели за столами и пили-ели, сказала, чтобы ее туда больше не приглашали.
Чем вызвала по меньшей мере удивление у организаторов. Ну не могли они понять, что это ее оскорбляет: она поет, а сидящие за столом жуют, гремят вилками, чокаются бокалами.
Не понимали ее и коллеги: это же большая честь, более того, ведь именно там, во время правительственных концертов и банкетов, и заводятся самые нужные связи, только там можно выбить себе звание, квартиру, машину… А уж если удастся попасть в список тех, кто сопровождает сильных мира сего в зарубежных поездках, то можно считать, что жизнь удалась.
Она не осуждала тех, кто пытался попасть в списки «почетных скоморохов», развлекающих публику на правительственных банкетах и концертах. В конце концов, «дьяволу служить или пророку – каждый выбирает для себя».
Родители ее с детства научили, что главное в этой жизни – сохранить достоинство, это очень трудно, но возможно. Хотя бы для себя самой.
Что теперь делать ей? Уйти из театра? А как, если она тянет на себе практически весь репертуар? Адель в «Летучей мыши», Анжель в «Графе Люксембурге», Глория Розетти в оперетте «Цирк зажигает огни», Любаша в «Севастопольском вальсе». До сих пор идут «Белая акация» и «Поцелуй Чаниты».
Или продолжать работать с теми, кто пришел к Фурцевой с жалобами на Владимира Аркадьевича, выходить с ними на одну сцену, встречаться на репетициях, в коридорах? Что делать? Вот оно вечное: что делать и если бы знать? А если она останется, значит, предаст мужа, которого просто вышвырнули, как нашкодившего котенка, за дверь…
Вот тогда она и вспомнила о той самой воронке, которая в детстве чуть не лишила ее жизни. Чего ей стоили те бессонные ночи, знает только она одна. Решение принимать только ей. В одну из таких ночей она глубоко вдохнула, нырнула и… резко оттолкнувшись в сторону, вынырнула.
– Володя! – сказала она утром мужу за завтраком. – Я остаюсь! Если ты сочтешь мой поступок – прости за громкую фразу – предательством, значит, так тому и быть. Значит, за