…Это случилось несколько лет назад. В один из дней золотой осени для меня рухнул мир. Оказывается, предательство имеет свой запах, цвет, его даже можно потрогать, посмотреть в его глаза. Прожив сорок с лишним лет, я этого не знала. Сорок лет – бабий век, крутилось в голове. Правда, в сорок пять – баба ягодка опять, но до этого надо было еще как-то дожить. Выйдя из дома на улицу, побрела куда глаза глядят. Хотя прекрасно понимала, что от себя никуда не уйдешь. Яркое и не по-осеннему теплое солнышко не радовало. В душе была промозглая, серая и унылая осень. Казалось, что теперь так будет всегда. Ноги сами привели меня на Тверскую улицу. Остановилась около Театра имени Ермоловой, взгляд сфокусировался на афише. «Перекресток».
Почему-то в тот день был дневной спектакль. Почему-то в кассе нашелся билет. И почему-то совсем недалеко от сцены.
Почему-то именно в этот день мне очень хотелось, чтобы герой Владимира Андреева все-таки узнал героиню Татьяны Шмыги, чтобы оба они обрели наконец-то то, что потеряли так много лет тому назад. Ведь не зря же Леонид Зорин столкнул их вновь на том самом перекрестке. Пусть и в зале ожидания одного из аэропортов. Не узнал. Не обрели…
…Финальные слова актрисы потонули в аплодисментах. Зал встал. Женщины вытирали заплаканные глаза. Мужчины выглядели потерянными.
Я поймала на себе взгляд актрисы, стоящей на сцене. Он был удивленным. Вряд ли она меня узнала, подумала я и… улыбнулась сквозь слезы.
В фойе, перекинув плащ через руку, вдруг услышала:
– Простите, вы – Лада? – Билетерша осторожно тронула меня за руку.
– Да, – меньше всего я была в тот момент расположена к разговору.
– Вас Татьяна Ивановна просила зайти…
– Что? – от неожиданности я чуть не подпрыгнула.
– Пойдемте. Она вас ждет.
– Татьяна Ивановна, извините, но я сегодня без цветов, – начала лепетать я после традиционных приветствий.
– У вас что-то случилось, – констатировала актриса.
– Нет-нет, все в порядке.
– Лада, – голос Татьяны Ивановны стал строгим. – Зачем вы меня обманываете? Я весь спектакль наблюдала за вами, я видела ваши глаза, полные слез. И не надо мне говорить, что вы плакали по ходу действия спектакля. Простите, – она осеклась на полуслове, – я не имею права так настойчиво вторгаться в вашу жизнь…
Она шагнула мне навстречу и прижала к себе.
– Это вы меня простите! – Ее участие настолько меня тронуло, что я не выдержала. Силы закончились.
Монолог о собственном перекрестке длился долго. Татьяна Ивановна слушала не перебивая, в какие-то моменты лишь крепче прижимала к себе. Белый батник, в котором она выходила на сцену, намок от моих слез. Несколько раз открывалась дверь ее гримерной.
Господи, я же ничего про вас не знала. Знаешь