– Странно, мне говорили, что он намного дальше, – удивился я.
– Не знаю, кто и что вам говорил, я привык доверять своим глазам.
– Как вы можете охарактеризовать его?
– Спокойный, нелюдимый, интеллигентный и очень умный человек. Мы, в общем-то, довольно мало общались. Пару раз в год он заглядывал ко мне на партию, – он кивнул головой в сторону большой шахматной доски ручной работы в шкафу.
– О чем вы общались, что он рассказывал?
– Он в основном молчал, слушал мои байки про приключения. Я раньше любил путешествовать и объездил весь мир. Видите, фотографии и статуэтки? Это мой ритуал, я делал фотографию в месте, куда приезжал, и обязательно покупал там фигурку. Это я участвовал в сафари в самом сердце Африки, – сказал он, показывая на самую большую фотографию на верхней полке. – Там есть удивительное племя…
– Мы удаляемся от темы, – поправил я моего собеседника.
– Точно, простите. О чем это я? Ах да! Рассказывал он мало, в основном слушал меня и играл в шахматы. Делал он это блестяще, выиграть мне, увы, так и не удалось. Один-единственный раз мы сошлись на ничьей. Все, что я знаю – он увлекался консультациями и, судя по дому, делал это очень недурно.
– Какими консультациями?
– По подбору всяких редких ценностей, точно не знаю.
– Понятно, – раздосадовано ответил я, понимая, что на самом деле Громов даже не предполагает, кто жил с ним по соседству.
– А что касательно его посетителей: кто приезжал к нему?
– Я знаю, что он консультировал через посредника, такой невысокий мужичок, он часто к нему приезжал, по несколько раз в неделю. Ну, это уже после того, как Шульц перестал выбираться куда-то сам. Такая была депрессия, я пытался прийти к нему в гости, но он прогнал меня. А этот приезжал к нему часто.
– Это он? – я показал в телефоне фотографию Громова.
– Он самый.
– Следователю, с которой вы общались, вы сказали, что незадолго до смерти Шульц поругался с этим человеком. Можете рассказать подробнее?
– Да что рассказать? Ну, сидели мы с Татьяной Леонидовной в беседке, чаевничали. Этот приехал к нему в очередной раз. Минут через пятнадцать вышел на крыльцо и крикнул: «Ты подохнешь раньше!» А Шульц громко хлопнул дверью. Он был очень спокойный, даже слишком спокойный человек, но очень упертый. Что уже они там не поделили – не знаю. Обычно обнимались на прощание,