– А давайте потанцуем, – снова засияло веснушчатое лицо.
– Маруся, – вздохнул я, качнув головой. – Что насчет того, чтобы прижать свой зад на ближайший час и никуда не рыпаться?
– Но я не хочу прижимать свой зад. Говорят, если много сидеть, то может появиться геморрой.
– М. Так вот, что я насидел себе в том баре. Ну, давай, танцуй.
– Я одна не умею. Я с вами хочу.
Резко рванув ко мне, Маруся так махнула руками, что сшибла со столешницы стакан, который вдребезги разбился у наших ног.
– Куда, блять?! – до того, как Олеговна сделала еще шаг, подхватил ее на руки и понёс к дивану, переступая через осколки. Уложил на диван, укрыл пледом почти до самых ушей и строго приказал. – Лежи здесь, и больше никаких танцев.
– Но мне скучно.
– В пупке поковыряйся, скатай себе друга из того, что там найдешь. В общем, делай всё, что хочешь, но ближайший час с дивана ни ногой, иначе точно голову свою бестолковую расхерачишь.
– Вот и я для всех как катышек пупочный, – опечалилась шальная императрица, снова пустив сопливую слезу. – Все вспоминают обо мне только когда им скучно. Никому я по-настоящему не нужна. Совсем никому.
Миша, познай дзен. Познай этот ебучий дзен и не ляпни чего лишнего! Тут каждое сказанное тобой слово может и будет использовано против тебя.
– Мне нужна, – ляпнул я с небольшим дополнением. – Ты мне нужна сидящая здесь и никуда не рыпающаяся.
– Нужна? Вам? Правда? – из больших серых глаз потекли крупные капли слёз. – Мне так никто и никогда не говорил.
Ебучий дзен меня покинул и пришиб нахрен Марусю, когда она бросилась ко мне на шею, и, честное слово, лучше бы придушила, чем начала целовать.
Еще никогда и ни одна женщина не пыталась засунуть свой язык в мой рот настолько настойчиво и открыто. Помимо обслюнявленной Марусей бороды мокрым у меня был даже нос.
– Маруся, чтоб тебя! – рявкнул я на девушку, отчего она замерла лишь на секунду, а затем предприняла новую попытку забраться мне в рот. – Хватит, я сказал!
Пришлось грубо схватить ее за плечи, оторвать от себя, запихнуть ее же язык обратно в ее дурную башку и усадить задницей на диван.
– Какого хрена ты делаешь? – резким движением руки тыльной стороной ладони отёр свой подбородок.
– Я… – посмотрела на меня Маруся огромными, как её внезапный порыв, глазами. – Я не знаю. Я думала, так правильно.
– Правильно что? Прыгать на каждого, кто тебе доброе слово скажет? У тебя язык при свете дня за зубы, наверное, вообще не возвращается, если ты каждого так вылизываешь?
– Я ни с кем, кроме Вити никогда не целовалась, – ответила Маруся приглушенно, опустила глаза и снова пустила слезу. В этот раз делала она это совершенно беззвучно. Лишь узкие плечи дрожали.
– Дура, – качнул я снисходительно головой. Накинул на ее ноги плед и вернулся в кухонную зону, где кое-как нашёл веник и совок.
Собрав осколки стакана, вернулся к дивану, на котором уже лежала