– Это пусть Талия ему расскажет. Не я.
Я как следует обдумала свою следующую реплику:
– На тот случай, если он не знает, мне кажется, надо постараться притвориться, что у вас этого даже в планах никогда не было.
– Зачем? – простодушно поинтересовался он.
Я вспомнила зубы Фаиза, обнаженные в оскале – широком и злом.
– Фаиз может не обрадоваться, если неожиданно выяснит, что ты спал с его невестой.
– Он взрослый человек. И он мужчина. Он не будет заморачиваться чужой постельной историей.
– Филлип, лучше перестраховаться, чем жалеть потом. – Я сделала паузу. – И кстати, что за херня? Фаиз у нас взрослый и самостоятельный, а ты – мальчик, который еще не нагулялся?
– Слушай, люди взрослеют разными темпами.
– Господи! Ладно. Просто приложи усилия, чтобы не проговориться Фаизу о том, что ты спал с его ненаглядной.
– О’кей. – Филлип протянул руку, его бесцеремонные ногти коснулись складки на моей рубашке. – Ради тебя.
Я дернула плечом:
– Не делай так. – Что-то сжималось у меня внутри, под клеткой ребер, когда я впитывала взглядом его силуэт, лицо, будто запечатленное в технике кьяроскуро, безупречную улыбку. Ничто во всей Вселенной не могло устоять перед этими скулами. – Ты же знаешь, нужно спросить разрешения.
– Прости, я забыл. – Гладкое, как первое слово, сорвавшееся с мокрых от молока детских губ, плечо дернулось вверх и опустилось.
Мой взгляд начал блуждать и в конце концов упал на перегородку. Там была изображена рыночная толчея, меж черногубыми домохозяйками шныряли еноты…
Я пригляделась. Нет, это были не еноты. Тануки[2] с волочащимися по земле мошонками. Художник даже прорисовал тонкие волоски, старательно обозначил очертания яичек, прячущихся в темных кожаных мешочках. Почему-то непристойность этой картины внушала мне меньшее отвращение, чем зеленая подстилка, на которой стоял Филлип. Папоротники доходили ему до колена, льнули к его икрам, точно растительные кошки.
– Ну, так сколько призраков, думаешь, мы найдем? – спросил настроившийся на светскую болтовню Филлип, сияя улыбкой, как политик на обложке GQ, только лучше, потому что его улыбка была искренней – широкой, как океан, но при этом простецки-мальчишеской от природы.
– Одного уж точно.
Я подумала о телах. Подумала о том, сколько девушек покоятся под полом, голова к голове, туловища обратились в макраме из переплетенных ног и стиснутых рук.
– Ага. Она наверняка какая-нибудь Королева проклятых или вроде того. Интересно, какая она на вид? – Филлип поводил руками в воздухе, ладонями обозначая сладострастные выпуклости и впадины воображаемой фигуры. – Готов поспорить, горячая штучка.
Перед моим мысленным взором возник портрет покойной – обладательницы того голоса, что я слышала: круглое лицо с широкими холмами скул, но в целом изящное, плоть источена голодом и червями, тело напоминает