У дверей келий цинковые вёдра со святой водой и наклейками «Святая вода».
Окна келий до половины заклеены бумагой.
Озеро Рождественское, крестообразное. Которое выше – Святое.
Разговоры до обеда. «Из Соловков братия разбежалась.
Два иеромонаха остались». – «Как убежишь? по льду не убежишь. Летом на теплоходе ещё можно». – «Так бежали и по льду. Но утонули».
Вместо восьмитонного колокола – газовые кислородные баллоны с отрезанными доньями. Сейчас там звонница и водонапорная башня, снабжающая деревню.
Рассказывают, кто сбросил колокол – онемел, кто разрубил алтарь в Троицкой части монастыря – ослеп.
Идёт дождь.
После обеда спал, снился кот Патрик-не-Патрик, набрасывался, грыз плечо.
Снился продовольственный магазин.
– А почему вы без шапки ходите?
Лествица, степень 26, гл. 120, примечания на Лествицу,
степень 3 «О странничестве», гл. 11. «Ибо то и намерение
у сих татей, чтобы одним временем похищать у нас другое».
Леств., 26:36.
Закончилось вечернее молитвенное правило. Капли
бренчат.
– Дай закурить.
Перед штукатуркой. «Я купольщик сам-то вообще». – «А дом есть?» – «Нет». – «Что, развёлся?» – «Нет, лагеря».
«Имел дерзновение приложиться к стопе и руке преподобного грешными и скверными устами своими».
Стилистика достойна Смердякова. – Трудник.
Едят молча и быстро.
Печка хорошо устроена, протопленная с вечера, жара хва тает до утра. Тепла до обеда. Топки с коридора в каждую келью.
– Кажется, это в книге Иова про то, как они живут тихой, правильной и праведной жизнью и тихо нисходят во ад.
Сны как продолжения дня – о том, что я и кто.
Вверху выламывают дубовые косяки. Пришёл к ним, в пыль. Лагерник носит носилки.
«Вот так и работаем».
Отелилась овца, оягнилась. Два ягнёнка, одного затоптала: «Ходила по нему, как по асфальту».
На Пасху – псалмы в исп. Бичевской. На колокольню затаскивали магнитофон. «Далеко слышно, от озера же отражается». Первый раз, когда зазвенели баллоны, местные сбежались, думали – пожар. У них там рельса висит на случай пожара.
За ужином. Братия обсуждает: подарили два мешка сала, куда девать?
– Ты солью покрупней пересыпь, в железном ведре. Ничего с ним не сделается.
– Или в канистре.
– А той соли – ведро, наверное, надо.
– Ну, зачем ведро…
Сижу спиной к печке, жду завтрака.
Зеркал и радио нет.
За обедом поставил на стол банку маминой сгущёнки.
– Что ж ты молчал, что день рожденья, скромный какой.
– В день рожденья, да ещё причастился, да ещё в монастыре, да ещё после бани!
Многая лета спели.
Трещат от мороза деревья, подвывают поселковые собаки. Горят звёзды, и небо трещит, как лёд на Рождественском озере.
Психбольница, от монастыря –