Квитницкий сбросил в гардеробе черный лайковый реглан с золочеными пуговицами и предстал толстопузо в блестящем темно-сером костюме, васильковом галстуке на розовой рубашке.
– Скажи, что я с тобой, а то чего доброго не пустят, спросят чего… – шепнул Всеволод Васильевич и стеснительно оглядел свой бурый, давно не утюженный пиджак, брюки тоже были плебейские, зеленая водолазка – более-менее.
– Здесь не спрашивают, – беспечно сказал Антон. – Здесь принимают мои заказы, дружище.
Подплыл скромно, весь в черном, как на похоронах, метрдотель. Нежно улыбнулся Квитницкому:
– Прошу, прошу, джентльмены.
– Стол на двоих, – небрежно приказал Антон и пояснил: – Деловая встреча, сугубо.
Слепаков сел за столик, поражаясь европейской стильной роскоши и какому-то торжествующему хамскому шику посетителей. Женщины почти все были молоденькие, сильно накрашенные, предельно оголенные и подчеркнуто веселящиеся, напоминая туалетами и поведением пестрых, стрекочущих, резко вскрикивающих тропических птиц. Мужчины, молодые и не особенно, выглядели по-разному: одни в идеальных смокингах и дипломатических сюртуках типа редингота, другие в обычных костюмах, но, чувствовалось, очень дорогих. Официант, будто облитый синей атласной курткой, прилизанный, лет двадцати, наклонил голову.
– Вне прейскуранта, – произнес Квитницкий, подмигивая. – Семга, икра зернистая…
– Лучше красная. Вы понимаете, нельзя…
– Нельзя? – очень удивился Антон и сделал маленькие заплывшие глазки совершенно круглыми.
– Тогда в закрытой посуде… – хихикнул молодой прилизанный.
– Да хоть в космической капсуле. Ну, организуй салатики – крабы, креветки, миноги, мясной под майонезом, помидорчики, маслины и т. п. Итальянщину с устрицами, что-нибудь такое.
– Маринованный корнишон? Осетрина? Шампиньоны? Или белые по-боярски?
– Естественно. Первое, второе и третье. Остальное – ветчина настоящая тамбовская, салат из куропатки, всякие острые штучки-дрючки с пикантным соусом…
– А на «потом»? Стейк? Бараньи отбивные?
– На «потом» все доставь. Водка отечественная, лучшая. К мясу красное вино, принесешь карточку. А сейчас шампанское со встречей. Действуй, мальчик, действуй! Ни минуты простоя.
И началось элегантное обжорство, подобно которому Всеволод Васильевич давно не имел случая наблюдать, а тем более принимать в нем личное участие. Нельзя сказать, что ему не приходилось пробовать всевозможные дорогие и дефицитные лакомства вроде семги и икры, все это, может быть, менее фешенебельно поданное, он знал и по банкетам в праздничные дни в своем спецпредприятии; кое-что когда-то получал в коробках праздничных «заказов». Но все это было так давно и, главное, настолько связывалось в сознании с другой жизнью и эпохой, что угощение, заказанное