Я мотнула головой, вытряхивая эту мысль. Все тем более изменится. К Елене сотня женихов явилась свататься, и место Менелая мигом займет другой.
Тут только я заметила его, полускрытого тенью.
В ту же минуту он повернул голову, и глаза наши встретились. В лице его отразилось мое собственное изумление и замешательство.
– Думал, тут нет никого.
Он уже собирался уйти. Но я спросила:
– А почему ты не на пиру?
До сих пор мы с Агамемноном и словом не перемолвились, и мне, разумеется, не следовало с ним заговаривать, тем более наедине, под покровом тьмы, удалившись от людей. Но то ли тишь ночная, нарушаемая лишь громогласным хохотом, доносившимся из дворца, заставила меня забыть об осторожности, то ли предчувствие, что прежней, знакомой жизни так или эдак приходит конец.
Он медлил с ответом.
– Разве не хочешь праздновать вместе с братом?
Он сдвинул тяжелые брови. Глядел настороженно и явно не желал разговаривать.
Внезапно потеряв терпение, я вздохнула.
– Или прежде Микены завоюешь, а уж потом отпразднуешь?
– Что тебе об этом известно?
Я восторжествовала – все-таки удалось его разговорить. Легкий ветерок взрябил воду, и мне вдруг страстно захотелось чего-то, неясного пока. Вокруг столько всего происходило – и свадьбы, и войны, – а я оставалась в стороне.
– Мне известно, что сделал Фиест – с твоим отцом и с тобой. Как он отнял у тебя царство.
Агамемнон коротко кивнул. И снова собрался уйти, вернуться во дворец. Но я опять задала вопрос:
– Только как же ты поступишь с мальчишкой?
Он глянул на меня недоверчиво.
– С каким мальчишкой?
– С сыном Фиеста. Отпустишь его?
– Что тебе за дело?
Не слишком ли далеко я зашла, не слишком ли его ошеломила? Ни к чему был весь этот разговор. Но раз уж завела его…
– С тобой идет спартанское войско. А значит, ты будешь действовать и от имени Спарты тоже.
– Войско подчиняется твоему отцу. И Менелаю.
– Просто нехорошо это, по-моему.
– По-твоему. Но оставлять в живых мальчишку, который вырастет, затаив в душе жажду мести, опасно. – Агамемнон все смотрел на реку, всем своим видом выражая неудовольствие, но тут коротко глянул на меня. – На моем роду проклятие, и нужно положить ему конец.
– Можно ли положить ему конец вот так? Не разгневаешь богов еще сильней?
Он мотнул головой, отмахиваясь от моих слов.
– Ты хочешь милосердия. Ты женщина. А война – дело мужское.
Я даже рассердилась.
– Спарта уже твоя. А скоро ты возьмешь Микены. И все эти мужи, явившиеся за моей сестрой – воители, правители, царевичи, – только что присягнули