Добравшись до выступа, на котором лежал Аттикос, Перикл устало привалился спиной к скале. Внизу огромной каплей расстилалось суровое море. Аттикос посмотрел на него с удивлением и как будто с недоверием.
– У тебя нет веревки? – спросил он.
Перикл покачал головой – он еще не отдышался. Страх и усталость еще сидели в нем, но силы быстро восстанавливались.
– Только… я.
– Надо было уходить с остальными, – сказал Аттикос. – Без ног мне отсюда не выбраться. А теперь и ты тоже здесь застрял. Можешь спрыгнуть в море – так хотя бы быстрее, чем умереть от жажды.
Перикл посмотрел на склон, по которому только что спустился. Ничего подобного он прежде не делал, но теперь у него за спиной уже был этот опыт. Он поморщился, посмотрев на палец с содранным ногтем. Карабкаться по отвесному склону было тяжело – и больно, – но он прошел это испытание, и в каком-то смысле ему это даже понравилось. Получится ли забраться наверх…
– Внизу только море. Думаешь, выжил бы, если бы сорвался?
Аттикос устало закряхтел:
– Одна нога сломана, в другой ножевая рана… Нет. – Он помолчал. – Та дрянь… надо думать, сбежала?
Перикл пожал плечами:
– Я ее не видел.
Он почувствовал, что гоплит смотрит на него.
– Не видел! – повторил Перикл.
– Я только подумал, что, если бы ты просто держал ее крепче, я бы не валялся здесь со сломанной ногой и не собирался скатиться, когда станет невмоготу. Вот и все.
Перикл задумался и покачал головой:
– Если б ты не ударил ее, у тебя была бы одна здоровая нога. Так что сам беду накликал.
Говоря это, он посмотрел на уходящий вверх склон. Мысль появилась раньше, но то, что казалось возможным наверху, снизу выглядело намного сложнее. Также он знал, что, прежде чем что-либо предпринимать, нужно хорошо отдохнуть. Наверное, невозможное так и останется невозможным, но ведь ему девятнадцать. В девятнадцать ничего невозможного нет.
– Это мой отец записал тебя в команду Кимона? – внезапно спросил Перикл. – Чтобы присматривать за мной?
Аттикос ощупывал сломанную ногу и морщился от мучительной, почти невыносимой боли. При этом он ни разу не вскрикнул, что служило верным подтверждением того, какой он на самом деле старый сучий сын.
– Чтобы защитить тебя, – поправил Аттикос и пожал плечами, увидев удивление на лице Перикла. – Скрывать уже ни к чему. Я все равно никуда не пойду.
– Я понесу тебя. На спине.
Аттикос посмотрел на уходящий вверх скалистый склон и побледнел еще сильнее.
– Нет, – сказал он, помолчав. – Сегодня меня ударили ножом, у меня переломаны кости, а своей шкуры я на этом проклятом утесе оставил столько, что и смотреть не хочется. Все, хватит. Я сказал твоему отцу,