– Вот-вот, понял меня. Не лобызай. Я вижу, что парень ты непростой, но этот фундук не для твоих зубов.
– Вы, благородие ваше, неплохо знакомы с его светлостью?
– Видал возле князя молодого поручика? А год назад на его месте служил поручик Дурново, хороший мой знакомый. Друг почти что. Князь сожрал его и не поперхнулся. Под судом сейчас поручик Дурново. И слуги бегмя бегут от старой сволочи… Говорю тебе, Мора, не хочешь вернуться в острог – дуй в свою Москву, с утречка – и с богом.
– Премного благодарен за совет, – оскалил Мора белые зубы. – Разрешите идти?
– Да ступай, – капрал отворил дверь, кликнул солдата:
– Иван, проводи его!
Постоялый двор, принадлежавший мещанину с благозвучным прозвищем Шкварня, снискал в городе самую дурную репутацию. Для Моры же подобная слава служила рекомендацией лучше некуда.
Шкварня сперва скривился, завидев тюремную робу и страшную рожу Моры, но после душевной беседы и явления серебряного ефимка трактирщик оттаял душой. Была затоплена баня, нашлись и вещи на замену робе – не иначе, краденые, а также гребень, чемеричная вода и белила, милостиво уделённые прекрасной госпожой Шкварней, юной супругой трактирщика.
Отмывшись и вычесав вшей, Мора с наслаждением облачился в не тюремную одежду. На смену суковатой палке пришла некогда богатая, но теперь изрядно погрызенная собаками трость. Шкварня хотел было в погоне за пущей выгодой сосватать вчерашнему арестанту и непотребную девку с губами, крашенными свёклой, но Мора девкой побрезговал. Подвиг воздержания отчего-то приятно удивил прекрасную госпожу Шкварню, и когда Мора, с замазанными белилами клеймами и с чистой тряпицей на носу, уселся за стол, хозяйка самолично, собственными белыми ручками метала на стол нехитрые яства. Сам Шкварня, встревоженный таким пробуждением внезапной симпатии, уселся на лавку в углу едальни и ревниво следил.
– Как же тебя зовут, парень, на самом-то деле? – интересовалась прекрасная трактирщица. – Ведь Мора – это же не имя? Так всех цыганов зовут.
– Любезная Лукерья Андреевна, – отвечал Мора, жадно принимаясь за куриную ногу, – не имею сил вам врать. Конечно же, Мора – это не имя. В городе Кёнигсберге звали меня Гийомом, да только тот Гийомка при облаве в реке утонул – одна шляпа приплыла. В городе Москве звали меня Виконтом, да ведь какой я теперь к чёртовой бабушке виконт – без носа и с чёрной рожей. Так что придется побыть Морой, пока нос не отрастёт.
Хозяйка не стала спрашивать, как же отрастёт нос – может, и сама догадалась, как.
– А скажи, любезная Лукерья Андреевна, что за человек ваш ссыльный князь? – спросил Мора, прежде чем вонзить зубы в мясную кулебяку. – И нет ли у него нужды в слугах? В псарях, например?
– Князь платит деньги только немцам, – из угла отозвался Шкварня. – Наши все от него давно разбежались. А давеча, и верно, псарь у него помер – в кирхе ихней лежит. Только ты, Мора, и не суйся – не заработаешь ничего, да и не возьмут тебя, безносого.
– Ты же в Москве жил, Мора, неужто ты не знаешь, что за человек был князь? – жеманно спросила прекрасная госпожа Шкварня,