Карета остановилась. За окном появились расплывчатые очертания дома Шмалёров. Дверца кареты распахнулась, и здание приобрело резкие контуры. На фасаде из песчаника дождь нарисовал темные пятна. Побеленные пилястры обрамляли освещенные окна – настолько высокие, что за ними могли бы располагаться бальные залы. Вазы, высеченные из светлого камня, стояли перед зданием словно часовые; по бокам в украшенных горшках росли деревца. Соседние здания держались на почтительном расстоянии от дома торговца сельдью и его семьи. Анна была у цели.
Иммануэль как статуя стоял перед каретой. На нем была накидка, покрытая слоем воска, с которого тысячами жемчужин стекал дождь. Перед кучером ждало инвалидное кресло.
Даже за столько лет Анна не смогла привыкнуть к виду коляски. Колеса со спицами, коричневая грубая кожа обивки и ручки с завитками на концах: казалось, это приспособление придумали, чтобы пытками выбивать признания из заключенных.
Она кивнула Иммануэлю. Тот откинул подножку кресла, расстелил одеяло из грубой зеленой шерсти на обивке сиденья и подошел вплотную к дверце кареты. Как и всегда, поднимая Анну, он надел перчатки из черной кожи. Анна уже перестала возражать. Иммануэль был единственным, кому она доверяла. Она могла бы и потерпеть его голые руки на платье. Но кучер не изменял своим правилам. Тем не менее он позволил Анне заплатить за перчатки.
Иммануэль усадил Анну в кресло. Опустившись перед ней на колени, он поправил ей ноги и ступни. Этого Анна стыдилась больше всего и, сгорая от неловкости, смотрела в ночное небо. Наконец все было готово. Иммануэль сложил концы шерстяного одеяла на коленях Анны. После он начал толкать инвалидное кресло. Колеса заскрипели по гравию.
Они направились к выкрашенной в белый цвет двери с большим латунным кольцом. Им сразу открыли. В проеме появился молодой человек в ливрее; над головой он держал небольшой фонарь.
– Bonsoir[22], мадам – произнес слуга.
Больше ничего сказать он не успел. Схватив его сзади за плечо, волосатая рука отодвинула его в сторону. В свете лампы появилось мужское лицо; маленькими, широко расставленными глазами оно посмотрело на Анну.
– Добро пожаловать, графиня Дорн! – громко сказал господин. – Добро пожаловать в Париж! Добро пожаловать в наш дом! Я Олаф Шмалёр.
Прижав