– Прости, – сказал Матиас, – что вот так свалился на тебя. Ты не должна была меня спасать, особенно учитывая отношения между нашими народами. Или скорее их отсутствие. – Он вздохнул. – Наверное, для тебя было бы лучше, если бы ты меня там оставила.
– Вовсе нет, – сказала Аннет. Её лицо было нечитаемым, туманным, но доброжелательным; и такими же были глаза. – Я не жалею, что спасла тебя. Да и…, – она мимолётно, как ветерок, улыбнулась, – … я не думаю, что я смогла бы… не спасти.
Матиас улыбнулся, и они смотрели в глаза друг другу с несколько секунд. Потом Аннет вернула внимание на рану, на которую норовила взглянуть Фива – вставая на задние лапы и при этом стараясь не касаться руки и здорового бока Матиаса. Аннет взглянула на неё мягко-строгим взглядом – и та плюхнулась на попу.
Аннет придвинулась ближе к Матиасу. Её коленки коснулись его бока – и внутри Матиаса задрожал ураган эмоций.
Аннет, смотря на рану, наклонилась и поднесла дилихер ближе к ране.
– Это…, – сказала Аннет и мельком взглянула на Матиаса. – Ты только не бойся, и не дёргайся. Лежи смирно. Это может быть неприятно, но не больно и не опасно.
– Хорошо, – сказал Матиас так, что Аннет немного расслабилась.
Аннет помедлила, но всё же решилась. Она, смотря на ледяные, светящиеся шарики на кончиках белых стебельков, сосредоточилась.
Для Матиаса даже её сосредоточенность, выраженная в тонких линиях наморщенного лба, в сдвинутых светлых бровях, чуть поджатых губах, и едва видимом, как призрак, наморщенном носе, – выглядела очаровательно; и он не сдержал улыбки, едва ли осознавал что улыбался, а его физическая боль ощущалась далёкой.
Аннет сделала глубокий, плавный вдох – и в ладонях появилась зелёная энергия. Завихрения с нежностью, произвольностью, словно играя, обвивали запястья и пальцы; отходили в стороны и забавлялись с пространством.
Матиас смотрел на магию с восторгом, а внутри копошилась непроизвольная тревога от незнания и навязанных опасений, но страха не было.
Дилихер засиял бирюзовым холодом, листочки зашевелились, стебельки в серединке заколосились, а шарики на них засияли льдом. Одно из зелёных завихрений осторожно убрало нить из раны, но Матиас всё равно поморщился. Рана полностью раскрылась, полилось больше крови. Зелёные завихрения магии обвили стебельки и, став их частью, сорвали шарики со стебельков – опустили к ране замершего Матиаса, те вошли в её глубь, и он почувствовал щекотливый холод, который проникал в глубины раны.
Аннет не сводила глаз с раны. Матиас почувствовал обещанный дискомфорт неприятных ощущений – словно покалывали маленькие острые снежинки; рана стала жарче, зачесалась, и было странное ощущение, будто рана, начиная из её глубин, склеивалась и сшивалась холодом. Вдохи Матиаса стали короче и чаще, и он старался не шевелиться.
Рана закрылась и зажила, не оставив и шрама, который должен был бы остаться, если бы тело занялось восстановлением самостоятельно. Холодок рассеялся и в бок возвращалось