Я заставил себя успокоиться, закрыл ей веки и накрыл тело белой простыней. Мы не практиковали такое в морге, и простыня была моя личная, я принёс ее из ординаторской. Жанна была не просто трупом, она была моей умершей возлюбленной, я не мог просто так закатить ее в холодильник и оставить там голую. Простыня – та малая часть заботы, которую я мог еще для нее сделать.
***
Примета Петровича о том, что перед новогодней ночью “никто не мрет” оказалась полной ерундой. Потому что скоро Гриша-труповоз привез мне еще одного гостя на “новогоднее застолье”. Окоченевшее тело лежало на каталке в странной, скрюченной позе. Тут сразу все было ясно – смерть наступила в результате переохлаждения. Иными словами, мужик напился и не дошел до дома – уснул в сугробе. Таких “подснежников” за зиму в нашем промерзшем насквозь городишке бывает до двадцати штук. А если морозы стоят затяжные, то можно и вовсе со счету сбиться. В основном, замерзают мужчины в состоянии алкогольного опьянения. Пьют у нас много. Как-то Петрович пошутил, что это так нехватка солнечного света сказывается на людях. Думаю, в этом есть доля правды.
Освободив труп замерзшего мужчины от одежды, я подписал на бедре номер и покатил каталку к холодильнику. Открыв дверь и включив свет, я увидел, что простыня валяется на полу возле каталки Жанны.
“Странно! Неужели опять крысы?” – подумал я. С крысами в морге мы боролись постоянно, даже пробовали заводить котов, но котам с мертвыми жить не нравится, они отсюда быстро сбегают в поисках лучшей жизни. Честно говоря, я не знаю, с чем это связано. Напарники утверждают, что они тут чувствуют духов, но я в это не верю, я уже рассказывал свою точку зрения насчет призраков. Скорее всего, мы их просто недостаточно хорошо кормили, надеясь на то, что они будут сыты пойманными крысами. Надо сказать, крысы здесь бегали такого размера, что я, впервые увидев одну из них, решил, что это такса. Вели они себя нагло – обгладывали лица и животы трупам, на санитаров шипели и даже норовили броситься. Крысы изрядно портили нашу спокойную жизнь. Если проеденный живот трупа не был виден под одеждой, то с лицом дело обстояло хуже, приходилось лепить съеденные участки из воска, который у нас и так был в дефиците.
Увидев сброшенную простыню, я решил, что крысы вернулись. А ведь буквально на днях мы раскладывали кругом сильнейшую отраву.
– Вот твари ненасытные! – прошипел я, – скоро ли вы все передохнете?
Я подошел к Жанне, поправил простыню и посмотрел в ее лицо. Глаза ее снова открылись. Она смотрела куда-то в пустоту задумчивым синим взглядом. Я положил ладонь на ее веки и легонько надавил, чтобы они больше не открывались.
– Спи, милая, спи.
Я наклонился к её лицу и коснулся, губами холодного лба. Слезы опять подступили очень близко. На этот