– Тьфу ты! – вслух произнёс я, выкинул докуренный до фильтра окурок и пошёл дальше.
И… снова нарвался на начальственный кортеж.
На это раз менты перегородили и Волжский проспект и улицу Центральную, чёрные же машины двигались со стороны Нового моста через Волгу. Причём достаточно медленно, не визжа колёсами на поворотах и не изображая из себя гоночные болиды.
Несколько минут, я, вместе с другими прохожими, стоящими перед пешеходным переходом, разглядывал навороченные, явно – бронированные тачки, лениво размышляя: если сейчас сделать вид, будто бросаешь гранату, тебя сразу шлёпнут или нет?
«…Хотя, конечно, снайперы на крышах, на всём маршруте следования „государевых людей“, это, знаете ли, слишком! Где столько ФСБешников найдёшь?!».
А потом, от не в меру ли разыгравшегося воображения, от общего ли похмельного состояния, мне вдруг показалось, что в этих, проносящихся мимо жутких машинах, нет людей. Ни чиновников, ни даже шофёров. Только – неживая, и в то же время – разумная тьма.
Неожиданно, одно из наглухо тонированных стёкол, в котором отражались тёмные дома с тёмным же небом, помутнело, а изнутри на него будто кто-то выплеснул стакан черноты; и прямо у меня в голове, неприятный, похожий на ржавую колючую проволоку голос прошипел:
– Художник, напиши мой портрет!
«Ой, мама дорогая!» – я зажмурил глаза и потряс башкой. «Всё, мать твою! Допился! До глюков, мать вашу! До пушного, ё-моё, зверька из анекдота! Только вот мне почему-то ни разу не смешно!».
Тело повело в сторону, я ухватился рукой за фонарный столб (благо – тот рядом стоял) и уставился на задние габаритные огни последней машины, которые оказались почему-то не красными, а оранжевыми. Как адское пламя.
Всё тело покрылось липким, противным потом, во рту пересохло.
«Воды» – вяло подумал я. «Воды купить надо бы! Только не на что. Ну, почему я дома бутылку из-под колы не наполнил?!».
4.
Обед в учреждении – дело хорошее. Можно отдохнуть, перекусить (если деньги есть) и даже, при необходимости – поправить здоровье.
Именно этим, судя по всему, и занимался шеф в промежуток между тринадцатью и четырнадцатью часами пополудни. Когда я, потный и злобный, ввалился в контору, Григорий Александрович уже не выглядел вынырнувшим из болота утопленником, да и пахло от него не кислятиной с тухлятиной, а свежевыпитым коньячком. Плюс ещё – жареным мясом.
– А! – увидев меня, воскликнул он. – Вернулся?
– Вернулся, – вздохнул я.
– И как? – Бакланов показал глазами на кресло возле своего стола, – Сложный заказ?
– Сложный. Слишком много деталей.
Шеф прищурился.
– Васильев хочет, как всегда, впихнуть в баннер всё сразу – и плясунов, и звукооператоров?
– Ну, да, – несколько удивлённо подтвердил я, усаживаясь. – А что, он вам уже звонил?
– Нет, –