Или же шари‘ат подобен изучению медицинской науки, тарикат – соблюдению предусмотренной медициной диеты и приему лекарств, а хакикат – обретению навечно здоровья и избавлению от [нужды в] первых двух. Когда человек умирает для этой жизни, шари‘ат и тарикат для него прерываются, а истина (хакикат) остается. Если обрел он истину, то восклицает: «О если бы мои люди знали, что простил мне Господь!»[2] А если не обрел, то восклицает: «О если бы мне не дана была моя книга! И я бы не знал, каков мой расчет! О если бы это было кончающим! Не избавило меня мое достояние. Погибла у меня моя власть!»[3] Шари‘ат есть знание, тарикат есть действие, а хакикат – встреча с Богом. «И кто надеется встретить своего Господа, пусть творит дело благое и в поклонении Господу своему не присоединяет к Нему никого»[4]. И да благословит Бог Мухаммада – лучшее из Своих творений, и его семейство, и его сподвижников, и его близких, и да приветствует!
1 Царь Хусам ад-дин, что является [для меня] звездным светом,
требует начала пятой книги.
О Зийа ал-хакк Хусам ад-дин благородный,
учителям чистоты – учитель!
Если бы не были люди отделены завесой и темны
и если бы не были глотки[5] узки и слабы,
То, восхваляя тебя, воздал бы я справедливость смыслу,
[заговорив] на ином языке, чем этот, раскрыл бы я уста.
5 Но пища сокола – не для зяблика,
так что придется прибегнуть к смешению воды с маслом[6].
Возносить тебе хвалу перед заключенными в темницу – напрасный труд,
произнесу [ее лучше] в собрании людей духа.
Описание твое для людей этого мира – обман,
как любовную тайну, сокрою я его.
Восхваление – это определение [чего-либо] и раздирание завесы,
солнце же не нуждается в описании и определении.
Восхваляющий солнце восхваляет самого себя,
мол: «Глаза мои зрячи и не воспалены».
10 Злословить же о солнце мира – злословить о себе,
мол: «Глаза мои слепы, темны и плохи».
Смилуйся над тем человеком, который в этом мире
стал завистником счастливому солнцу.
Может ли он сокрыть его от глаз [людей],
помешать дарить свежесть тому, что сгнило?
Или могут ли они уменьшить его безграничный свет,
могут ли восстать против его величия?
Для каждого, кто завидует [целому] миру[7],
эта самая зависть есть вечная смерть.
15 Степень твоя[, о Хусам ад-дин,] превзошла предел понимания разумов,
разум, описывая тебя, сделался пустым болтуном.
Однако хотя и бессилен оказался сей разум в разъяснении,
но и в бессилии надо понемногу двигаться к этому.
Если чего-либо не постигнуть целиком,
знайте же, что нельзя целиком отказываться от этого.
Если ты не можешь выпить ливень из облака,
то разве сможешь ты сделать [это], отказавшись от питья воды?
Хотя ты и не раскрываешь тайну,
[все же] освежи рассудки при помощи ее оболочки.
20 Для тебя речи – оболочка, однако
для других разумений – добрая сердцевина.
Небо по отношению к небесному престолу находится внизу,
но разве оно не вознеслось высоко над кучей земли?
Я буду описывать тебя[, Хусам ад-дин], чтобы они (т. е. люди) пустились
в путь
прежде, чем начнут сожалеть о его потере.
Ты – свет Истины и тот, кто влечет душу к Истине,
люди же пребывают во тьме иллюзий и сомнений.
Выражение почтения [к тебе] необходимо для того, чтобы сей приятный свет
стал этим безглазым палочкой для подводки глаз сурьмой.
25 Свет обретет лишь тот подготовленный и внимательный слушатель,
который не влюблен, подобно мыши, в темноту.
Подслеповатые люди, что блуждают в ночи,
разве будут ходить вокруг факела веры?
Узкие и трудные вопросы стали
оковами для того естества, что слепо к вере.
Покуда оно украшает основу и уток [собственного] искусства,
не сможет раскрыть глаза к солнцу.
Подобно