Но так же, как никогда не умела ограничить себя в поедании сладких булок, так не могла перестать любить чужого мужчину.
Тяжелая смена состояний сопровождалась приступами удушья. С наступлением вечера она
зашторивала окна и сворачивалась на кровати, мечтая однажды перестать дышать.
Потом стала спать весь день, просыпаясь урывками, чтобы понять, что день не закончился.
Утром и днём разные были сны. Утром сон держался лучше всего. Он был как ботинок, впечатанный в грязь: оглядывать его можно было смело, со всех сторон. В темени и глухоте вдруг вспыхивал ответ на вопрос, заданный когда-то давно, и вот, он был в руке, уже ненужный, бессмысленный.
Приснился ей и петух с всклокоченной коричневой шевелюрой. Был бодр петух и неуместно дерзок, взобрался на стол и стал клевать Марфины лекарства. Клюв у него был огромный костяной, а лапы были не петушиные – просто две палки торчали из тела. В два счета раскурочил костяшкой пластмассовые шприцы, палкой-лапой в это время распотрошив пакетики с порошком.
Сны дневные были гораздо более смелые и откровенные, чем утренние. И уж намного интереснее ночных.
Представьте, только что вы бодрствовали. Разинув пасти глазниц, пялились на желтую занавеску, развлекаясь звуками улицы. И тут входит Мария, садится и молвит:
– Я тебе не помешаю?
– Конечно, нет, сестрица, о чём речь?
– Как тебе Мирон? – смущаясь, молвит сестрица.
– Милый парень…
– Он мне кольцо подарил, вот.
Мария подносит костяшки пальцев к лицу Марфы, под одной из которых блестит ярко-красное кольцо.
– Красота. А почему оно красное?
– Какое ещё красное? Ты чего?
Лицо Марии темнеет. Она хмурится, её вид напоминает о ненастной погоде снаружи.
– Ты что… не видишь, какое оно?
– Какое? – шепчет Марфа.
Лицо Марии темнеет, темнота комнаты всасывает её в себя, пока Мария не растворяется в ней. Последнее, что видит Марфа – красный сверкающий блеск, но и он тает.
… Вы открываете глаза, а в комнате тусклый день, и в квартире вы, очевидно, одна. Так же чувствовала себя и Марфа.
Через неделю она встретила Максима в магазине. С ним были двое его детей и жена. Она цвела роскошной зрелой красотой: длинные, крашенные в белое локоны, всегда готовая вспыхнуть улыбка, счастливые пустые глаза.
Увидев его, не успела испугаться. Они кивнули друг другу, она ретировалась в соседний отдел.
Дрожащими пальцами перебирала Марфа глупые нарядные платья, не видя ни одного из них.
Спрятавшись за стеной цветастых тряпок, словно воришка, следила за ними, мечтая раствориться в хаосе безвкусицы. В этом пёстром балагане каждый манекен глумится и насмехается над её трусливой слежкой.
«Я всё равно лучше. Я для него лучше..», – повторяла Марфа, – «Она глупая. Умные женщины так не заливаются и не распахивают рот, смотрите на меня все…»
Все и правда смотрели. И доктор, ловя эти взгляды