Все девять советников обладали прекрасными деловыми качествами. Однако двое из них оказались бесчестными: Эмпсон и Дадли, министры финансов. Несмотря на попытки Совета защитить всех своих членов, через придворных более низкого ранга до меня дошли сведения о бессовестных методах сбора денег и «правовых принуждениях», а также о презрительном обхождении этих сборщиков с подданными независимо от их чина, звания и состояния. Именно Эмпсон и Дадли подпортили репутацию моего отца в заключительные годы его царствования.
Я приказал арестовать обоих министров, лишив их перспективы традиционного помилования, и отменил долговые обязательства, полученные в результате их вымогательств. Эти люди поступали как изменники. В моем заявлении говорилось: «Действуя безусловно порочными и незаконными методами, они подвергли сомнению добросовестность всего Совета нашего покойного отца, что, в свою очередь, могло навлечь серьезную опасность на благословенную душу вышеупомянутого покойного короля».
Их злодеяния угрожали душе моего отца, и за это Эмпсон и Дадли заслуживали бесславного конца. Учитывая тяжесть вины, их отправили на эшафот без проволочек.
Уилл:
Вот так возмущали «нравственные» преступления мягкосердечного юношу, которого ужасали «политические» казни! Он не мог казнить за опасные для его власти титулы, зато выносил смертные приговоры за ущерб, причиненный душе…
Генрих VIII:
Трое из семи оставшихся советников представляли духовенство: лорд-канцлер, архиепископ Уорхем; лорд – хранитель малой печати, епископ Фокс; и государственный секретарь, епископ Рассел. Мирскими членами Совета являлись знатные дворяне: лорд-казначей, граф Суррей, Томас Говард; лорд-распорядитель, граф Шрусбери, Джордж Тальбот; лорд-гофмейстер, Чарлз Сомерсет, лорд Герберт Раглан; канцлер казначейства и констебль Тауэра, сэр Томас Ловелл.
Они собирались ежедневно в первой половине дня, независимо от наличия дел для обсуждения. Совещания проходили скучнейшим образом: на первом – им я самолично руководил – битый час говорили о том, откуда следует взять средства на гроб покойного короля, отнести ли их к тратам на содержание двора или взять из «личного кошелька» монарха.
Я понял, однако, насколько важны денежные вопросы. Но не смог уразуметь, какое же состояние я унаследовал, поскольку члены Совета пытались затемнить эти сведения, изо всех сил ограждая от забот «неопытного юнца», дабы он не промотал наследство. В конце концов именно Уолси обеспечил меня точными цифрами, предоставив аккуратный отчет.
Я прочел его, стараясь сохранить бесстрастное выражение лица. То была геркулесова