Теперь я мог покинуть его покои. Испытывая головокружение, я едва не бегом поспешил в ярко освещенную соседнюю комнату и вдохнул воздух, лишенный густого аромата ладана и прочих благовоний. В приемной сидело в ожидании множество слуг. Там же находился священник на случай внезапной необходимости. Сегодня дежурил Томас Уолси, податель королевских милостей (чьим именем я воспользовался, чтобы заманить Екатерину в исповедальню). Сидя на скамейке возле окна, он спокойно читал книгу. Заметив меня, Уолси печально кивнул.
Я вернулся к себе, все еще испытывая потрясение от жестокого совета отца. Казнить моего кузена де ла Поля… Подойдя к письменному столу, я достал свои записи и нашел листок, на котором начал сочинять латинское послание. Обмакнув перо в чернила, я впервые вывел на бумаге слова: Henry Rex[20]. Мои пальцы дрожали, и я посадил кляксу. Потом сделал еще несколько попыток. Наконец рука окрепла, и на листе появилась изящная и чистая подпись. Henry Rex.
Прошла зима, весну обещали раннюю. К концу марта небеса поголубели, а берега Темзы украсились желтыми полевыми цветами. Но в опочивальню умирающего весну так и не впустили. Плотно задернутые занавеси надежно удерживали ее снаружи. Когда в саду под отцовскими окнами зацвели яблони, больной уже не мог ни видеть их, ни почувствовать их аромат.
Отец заметно ослабел, все больше слуг суетилось вокруг него, и мы с ним уже не вели беседы, как прежде. Не дожидаясь, пока станет совсем беспомощным, он рассказал мне все, что следовало. Теперь наше общение ограничивалось паутиной придворных церемоний, нити которой опутали даже опочивальню, препятствуя нашим тайным разговорам. Тем не менее мне полагалось присутствовать там почти постоянно, я приходил к отцу ранним утром, когда Уолси служил мессу, и торчал в покоях допоздна. Вечером камердинеры проводили сложный ритуал подготовки королевского сна (скатывали матрасы, проверяя, нет ли под ними предательских кинжалов, и кропили святой водой постельные принадлежности), а напоследок украдкой выносили груды испачканных за день кровавых салфеток. Затем опять являлся Уолси, читал вечерние молитвы, и тогда мое бдение завершалось.
Однажды мне пришлось задержаться до полуночи, отца мучили сильные боли, и он заснул лишь после того, как лекарь выдал ему успокоительную маковую микстуру. Я не спешил возвращаться к себе, мне вдруг ужасно захотелось выйти и подышать прохладным свежим воздухом. Спустившись по узкой лестнице к выходу, я оказался в дворцовом саду. Деревья стояли в цвету, освещенные округлой, но еще не полной луной. Они выглядели как вереницы призрачных невест, очаровательных и юных. Внизу плескалась разлившаяся по весне Темза, она быстро несла свои воды, поблескивающие под звездами.
Впервые с самого рассвета мне удалось остаться в одиночестве, и я содрогнулся, словно с облегчением сбросил с себя тяжкую ношу. День за днем у смертного ложа…
Я медленно шел по сказочному