Всеволожский. Можно подумать, я грубиян какой. – А лесок их я знаю, неплохой лесок. Не зря то место Туголесьем зовется.
В доме отца Николы.
Всеволожский (попадье). Ну, как твой промысел, матушка Глафира Петровна? Кормит?
Попадья (радостно). Он мне душу кормит, Иван Родионыч. Ты подумай, ведь я уже старуха, а день-деньской только о любви и помышляю. (Смеется.) Это же сущая благодать.
Всеволожский (подмигивая). А я слыхал, что у тебя в Касимове соперница объявилась, и не одна.
Попадья. Это которые сватовством за деньги занимаются? Хороши соперницы, нечего сказать! Где я, и где они! – Я же сердцем чую, где любовь получится. Разве я стану абы кого сватать? Да еще за деньги. – Я каждого через сердце свое пропускаю, у меня своя награда!..
Евдокия. Да он тебя подначивает, матушка Глафира Петровна, а ты и клюнула.
Всеволожский. А вот и наш батюшка.
Входит отец Никола в сопровождении Фимы и Андрея.
Попадья. Ох, скоро и гости наши подойдут. Ты, Евдокия Никитишна, отдохни, голубушка, а Порфирьевна твоя мне поможет на стол накрыть.
Всеволожский и отец Никола вдвоем.
Никола. Послушай меня, Иван. Может, это и к лучшему, что воеводы сейчас нет. Ты поостынешь и поймешь, что ходить к нему без толку. Разве что с поклоном и с подношением.
Всеволожский. Я лучше умру.
Никола. Не сомневаюсь. Я тебя с самого рождения знаю. А когда он выгонит тебя и оскорбит, что ты будешь делать со своей гордостью?
Всеволожский. Он не посмеет! Это ж все равно, что расписаться в том, что он разбойникам этим потатчик. (Отец Никола отворачивается.) Я ничего не понимаю, кто у него в Москве?
Никола. Не знаю и знать не желаю. – Мне Андрей давеча сказывал, что свояк твой Корионов с князем Прозоровским знается. Вот это то, что надо. Прозоровский сейчас в чести, к самому Морозову близок. У него не стыдно попросить защиты. И тогда наш Ирод касимовский тебя пальцем не тронет.
Всеволожский. Но ведь это тоже подлость – меня не тронь, а с другими делай, что хошь.
Никола. Ох Ваня, Ваня! Я за свои семьдесят лет успел понять, как эта жизнь устроена. Одни творят подлость, а другие глаза на нее закрывают, слепыми прикидываются. И стоит кому-нибудь хоть один глаз открыть, так те подлецы норовят ему оба вырвать. (Тяжело вздыхает.) Наверное, где-нибудь и есть правда, но нас она всегда стороной обходит.
Всеволожский. Нет, я все же поговорю с этим Обручевым. В конце концов, Москва никуда не денется. Я подумаю, может, Евдокию туда отправлю, это ведь ее родня, Корионовы.
Евдокия (врывается к ним). Да ты рехнулся, Родионыч! Где это видано, чтоб мужняя жена в Москву ездила челом бить! Ты что, меня своей вдовой записал? – Отец Никола, родненький, скажи ты ему! Блажь на него нашла! Зятя моего Корионова невесть в чем подозревает, ни за что не хочет Андрея к нему отпустить. – Он почему сам-то в Москву