– И полковое начальство не отдало приказ оказывать вторгшемуся в пределы Отечества неприятелю всё возможное сопротивление?! – опять не сдержался Владимир Зенонович.
– Мож, и отдало, а мож, и ни. – Кондрат пожал плечами. – Ня ведаю. Наш батальон запасной был. К нам агитаторы в казармы зашли. И говорить начали.
– А офицеры?
– А не было никого.
– А куда ж они делись?! – не выдержал капитан царскосельских стрелков.
– А у них свои агитаторы сыскались, – уже охотнее пояснил пленный. – Которые за Временное собрание энто агитировали. Ну, чяво, верно всё говорили. Что царей быть не должно, сам народ собой править должен. Это верно, я тебе, господин хороший, и сам скажу: мы в деревне всё миром судим да решаем, как повелось. А те, что на отруба пошли, мироеды эти, чтоб земля их бы не носила…
– Стой! Погоди. Значит, офицеры полка тоже изменили присяге?!
– Ня ведаю, – отвернулся солдат. – То ваши дела, господские. Простому народу до вас дела нет.
– Значит, про присягу ты, раб Божий Кондрат, ничего не помнишь и помнить не хочешь, офицеры, по твоим словам, разбежались, – а кто ж вас сюда, к мосту, в таком случае вывел? Кто командовал?
– Комиссары, – ответил Матвеев. – От Временного собрания, значит, комиссары. И от этих, от большаков.
– Каких ещё «большаков»?!
– Он имеет в виду «большевиков», Владимир Зенонович. Российскую социал-демократическую рабочую партию. Её преобладающая фракция присвоила себе название «большевики». Самые фанатичные и непримиримые.
– Про эсдеков слышал, про этих ваших «большевиков» – нет.
– Боюсь, господа, очень скоро мы только о них и будем слышать… Так, значит, комиссары? Как зовут, кто такие?
– Один наш, псковской, – не стал запираться пленный. – Из городской думы. А другой вот, который от большак… большевиков, он с Питера приехамши. Рабочий человек, руки мозолистые. Боков звать, Тимофей Степанович. Вот он-то лучше всех и говорил.
– И чего же говорил?
– Как чего? – даже удивился Кондрат. – Дык всё про то же! Власть – народу! Землицу – нам, пахарям! Заводы – рабочим!
– Всё то же самое… – пробормотал Аристов.
– Слова простые, но действенные, – нехотя кивнул Яковлев.
– Пустая демагогия всегда зажигательно действовала на чернь, – презрительно бросил Владимир Зенонович.
– А ты меня не черни тут! – вдруг огрызнулся Матвеев. – Видали мы господинчиков таких… во всех видах видали. Всё, кончилось ваше время! Иная жизня-то теперь пойдёт, новая, справедливая!
– Молчать! – вскипел полковник. – Да я тебя, быдло!.. Расстрелять! За измену присяге!
– Владимир Зенонович! Господин Ковалевский!.. – раздалось со всех сторон.
И вдруг:
– Пусть говорит, полковник.
Это произнёс голос сильный, низкий, настоящий бас.
Кто-то из