Ничуть не успокоившийся Лёдя убегает из кухни в комнату, падает на колени перед кроватью и обцеловывает покрытый бисеринами пота лоб измученной жены.
– Леночка, прости! Прости меня!
– За что?
– Ты из-за меня страдаешь!
Ой, дурачок!
Лена с усилием улыбается. А потом резко морщится и вскрикивает.
Немедленно появляется повитуха и гонит Лёдю:
– А ну, погуляй, мальчик, делай ноги отсюда!
Лёдя дремлет на кухне, сидя на табуретке и прислонившись к стене. Рядом тихо бормочет молитву папа Иосиф. Входит мама, и Лёдя тут же просыпается:
– Ну что – ничего?..
– Ничего себе – ничего! – возмущается мама, – Девочка у нас, а не ничего!
В подтверждение ее слов раздается крик младенца. Лёдя несется в комнату, папа ковыляет за ним, на ходу интересуясь у мамы:
– А шо ж ты, Малочка, говорила: если живот уголком – мальчик будет!
– Ой, каким уголком? У этой тощей херувимки живота вообще не было!
Семейство Вайсбейнов выходит из своей квартиры и гордо пересекает родной двор. На руках у Лены – крошечный комочек в кружевных пеленках и одеяле.
Отовсюду на них глядят соседи: и Розочка, и Аня, и мадам Чернявская, и опять беременная Маруся с очередным младенцем у своей неиссякающей груди, и портниха Галина Сергеевна, и, конечно, вечный старичок. Соседи напутствуют новорожденную:
– Зайгезунд! – кричит повитуха.
– Чтоб здоровенькая была, все остальное приложится! – желает Галина Сергеевна.
– Мазлтов! – машет сухонькой ручкой вечный старичок.
– Шоб была красивая, як мама Леночка! – заявляет Розочка.
– Только не такая худенькая, – уточняет жена мясника Аня.
А Розочка продолжает:
– И шоб такая шустрая, як папа Лёдя!
– Ой, боюся, ее муж за цэ спасыби не скаже! – смеется Маруся.
– Та шо ты такое говоришь! – возмущается Розочка. – Ее муж будет из нею счастлив!
Лена слушает соседей, ничего не отвечает, просто тихо улыбается. На лице Лёди тоже блуждает бессмысленно-блаженная улыбка молодого отца, еще толком не осознавшего этот факт своей биографии. Дедушка Иосиф делает спящей внучке «козу». А бабушка Малка поправляет одеяло и ворчит, что ребенку надо прикрыть головку, а то простудится, не дай бог, у этих бестолковых родителей.
Галина Сергеевна крестит вслед уходящее семейство Вайсбейнов.
– Шо вы такое делаете? – удивляется Аня. – Они ж не православные…
– Ай, я думаю, не повредит! – улыбается вечный старичок.
У дверей синагоги Лена бережно передает младенца на руки Лёде. Женщины, как положено, остаются на улице, а мужчины с ребенком входят в синагогу.
Синагогальный служка – шамес – открывает толстую книгу записи рождений и смертей, придирчиво осматривает ее и снимает пылинку с пера ручки. И задает первый вопрос:
– Отец?
– Утесов… –