Они выходят во двор. После темного подвала Лёдя щурится на солнечный свет и покорно начинает диспут:
– И что нам этот Вертер? Тоже мне страдалец!
Капитан с удовольствием подхватывает:
– А вы не разделяете его страдания?
– Да что там разделять?
– Нет, но позвольте…
Они проходят мимо плаца, на котором подпрапорщик муштрует солдат. При виде мирно беседующих «интеллигентов» подпрапорщик Назаренко стискивает зубы и еще яростнее орет:
– Лечь! Вста-ать! Лечь! Вста-ать!
А пламя страшной войны разгорается. Уже нет, как в ее начале, бодро марширующих солдат, а есть кровавая бойня, безжалостная мясорубка, в которой гибнут тысячи и тысячи воюющих с обеих сторон. И на колючей проволоке, ограждающей немецкие окопы, повисают тела русских солдат, бежавших в атаку, но не добежавших – их скосили не пулеметы, а впервые примененные в этой грязной войне отравляющие газы.
На смену павшим с обеих сторон спешно готовились новые и новые когорты. Маленькой песчинкой в этой огромной массе пушечного мяса была и воинская часть, где проходил подготовку Лёдя. Но время ухода на войну еще не настало – пока что настал лишь день премьеры армейского театра.
Солдаты-актеры выступают перед солдатами-зрителями. В представлении, кроме Лёди, участвуют, как умеют, и молдаванин, и рыжий детина, и щуплый солдатик – все в немецкой форме. Содержание интермедий, естественно, сугубо патриотическое.
РЫЖИЙ: Рядовой Поппер, как вы будете приветствовать лейтенанта?
ЛЁДЯ: Если немецкого – подниму одну руку, а если русского – подниму обе руки!
МОЛДАВАНИН: Ну что, герр офицер, инициатива на фронте по-прежнему в наших руках?
ЛЁДЯ: Нет, герр генерал, она уже в‐наших ногах!
ЛЁДЯ: Герр офицер, в бою с русскими ни один из наших солдат не отступил!
ЩУПЛЫЙ: О, гут! Все перешли в наступление?
ЛЁДЯ: Нет, все сдались в плен!
Зрители встречают каждую репризу радостным гоготом. А Лёдя еще добивает их задорной частушкой:
Фриц задумал угоститься,
Чаю русского напиться.
Зря, дурак, позарился —
Кипятком ошпарился!
Солдаты-зрители одобрительно гогочут и свистят. Солдаты-артисты раскланиваются чуть не до земли. Лёдя тоже кланяется, но более сдержанно, с достоинством – он ведь главный виновник этого праздника искусства. О чем принародно и сообщает всем капитан Барушьянц, благодарственно пожимая руку режиссеру представления.
Усталой походкой победителя Лёдя бредет в казарму. А там к нему подбегает дневальный:
– Вайсбейн, с вахты кличут: до тебя гости!
За воротами части стоит Лена. Лёдя бросается к ней, подхватывает на руки, кружит.
– Пусти! Ну, пусти! – смеется и отбивается она. – Хватит, я приехала по важному делу!
Лёдя бережно опускает Лену наземь:
– По какому – важному? Ты меня разлюбила?
Лена только вздыхает от такого нелепого предположения и сообщает:
– Я