А назавтра Лёдя носится по театру, размахивая местной газетой.
– Читали? – налетает он на Скавронского. – Вот: «Недурно играли Ирский и Утесов». Читали?
– Это успех, – снисходительно похлопывает его по плечу Скавронский.
Счастливый Лёдя бежит дальше. И тычет всем под нос газету.
В гримерной – куаферу:
– Вот, вот: «Недурно играли Ирский и Утесов»…
В суфлерской будке – Пушку:
– Недурно! Понимаете: не-дур-но!
Последний вариант Лёдя уже выпевает, как песню, в номере Арендс.
– Неду-урно-о игра-али И-ирски-ий и Уте-е-есов!
– Мальчик мой, ты так возбужден…
– Но это же первая в моей жизни рецензия! Первая!
– Да, нужно это отметить…
Обольстительная дама обвивает руками шею Лёди. Газета с первой рецензией падает на пол из его слабеющих рук.
Раз в неделю Шпиглер раздает жалование артистам. Вручает конверт и Лёде.
Лёдя отходит в сторонку, заглядывает в конверт, но жалование из его рук нагло выхватывает Пушок. Суфлер оценивает сумму и заявляет, что новоявленному премьеру совершенно необходимо отметить свою первую сценическую викторию.
Лёдя растерян, не зная, как отказать и без того вечно пьяному Пушку. Но скользнувшая к ним Арендс, как ни странно, поддерживает суфлера, убеждая Лёдю, что первый успех следует обмыть непременно. Лёдя предполагает, что они хотя бы сделают это втроем, но Арендс ссылается на разыгравшуюся у нее мигрень. И уже потом, наедине, напоминает Лёде то, что уже объясняла ранее: нельзя ссориться с Пушком, потому что от суфлера зависит очень и очень многое в спектакле. Так что надо потерпеть, милый Лёдя, надо потерпеть.
И Лёдя терпеливо выслушивает в ресторане, как уже изрядно захмелевший Пушок третий час травит свои байки.
– Иду я по Кузнецкому с Колькой, встречаю Пашку и Мамонта. Желаешь, говорят, с нами выпить? Только свернули на Дмитровку – на глаза нам Костя. Ты-то, говорит, как раз мне и нужен. И стал меня уговаривать: «Переходи в мой в театр! Ты же талантище!»
– Костя – это Станиславский? – догадывается Лёдя.
– А кто же еще!
– А Пашка и этот… Мамонт?
– Ясное дело: Орленев и Мамонт-Дальский.
– А Колька?
– Надоел ты со своими расспросами! Кто Колька, кто… Ну, считай – император Николай Второй!
Лёдя изумлен. Пушок машет официанту:
– Человек! Еще икры и водки!
Лёдя не без напряжения поглядывает на уже опустошенные графины и блюда. Пушок обнимает его за плечи.
– Ты – талант, какой редко встретишь! Поверь, я ведь всех знаю… Тебя ждет большая сцена! Пора, пора тебе в Москву, в Петербург…
Несмотря на явную алкогольную подоплеку этих комплиментов, Лёдя – как и любой тщеславный актер – принимает их за чистую монету и расцветает:
– Спасибо! Очень тронут вашими словами! Но я, увы, не могу в Москву…
– Что значит – не могу? Трусишь?
– При чем здесь трусишь… Черта оседлости.
– Какая еще