– Ну, гляди, я его раздавлю! Одним пальцем!
– Не надо! – вскрикивает Любаша. – Не трогайте его… – И начинает покорно расстегивать кофточку…
На арене Бороданов взывает к публике:
– Господа, нам нужно продолжать представление! Кто поможет снять этого паразита – плачу рубль!
Подтверждая свое обещание, он поднимает рубль над головой. На арену лезут несколько мужиков-добровольцев. Но Лёдя опережает их:
– Шо? Вам – рубль? Та нехай все злые собаки на свете подавятся – за рубль я и сам слезу!
Лёдя – не просто, а с акробатическими фокусами – спускается с шеста. Публика не жалеет ладоней. Оркестр опять играет туш. Скрипачка Аня не отрывает от Лёди восхищенного взгляда.
А он выхватывает у Бороданова рубль, снова заливисто лает, изображая бегство от собаки, и покидает арену.
Окрыленный успехом Лёдя, еще с намалеванной на пол-лица клоунской улыбкой, вбегает в закуток Любаши и замирает. Девушка, распростертая на куче тряпья, уставясь невидящим взглядом в потолок, мерно дергается под натиском мощного тела Якова.
Услышав появление Лёди, силач оборачивается и, не прерывая своего занятия, мерзко ухмыляется.
Лёдя вылетает из цирка, стаскивая на бегу рыжий парик.
Идет проливной осенний дождь. Лёдя бежит, не разбирая дороги, по кривым глинистым улочкам. Ливень смывает грим, и по лицу Лёди текут грязные потоки – то ли дождь, то ли слезы. Лёдя выкрикивает какие-то слова, разобрать их в шуме дождя невозможно, но и так ясно, что слова эти, как сказано у классика, «облиты горечью и злостью». Лёдя грозит кулаком затянутым пеленой дождя небесам. Но небеса равнодушны к его угрозам и даже не унижаются до того, чтобы ответить Лёде хотя бы громом, не говоря уже о молнии.
Ноги Лёди разъезжаются на глине, он спотыкается, падает ничком в лужу, лупит кулаками по грязи и постепенно так и замирает – лицом в луже. А потом бессильно переворачивается на спину и закрывает глаза, чтобы больше никогда не видеть этот бесконечный дождь, это равнодушное небо, эту несправедливую жизнь…
А когда Лёдя все-таки с трудом открывает глаза, он уже лежит на белоснежной подушке под разноцветным лоскутным одеялом в чисто выбеленной комнатке.
Над ним склоняется юная скрипачка Аня, которая вместе с отцом сопровождала цирковое представление.
– Где я? – Лёдя еле шевелит языком.
Аня прижимает палец к губам:
– Доктор не велел вам разговаривать. Отдыхайте…
Она осторожно меняет компресс на лбу Лёди. Глаза юноши закрываются сами собой.
Лёдя уже сидит, опершись на груду подушек. Аня поит его чаем из блюдца.
Заглядывает долгоносый Анин папа:
– Очухался? Ну, от и добре… Аня, собирайся на похороны.
– Кто-нибудь умер? – волнуется Лёдя.
– Ну, ясно, умер, раз похороны…
Папа достает из шкафа скрипку. Дочь поспешно объясняет Леде, что в цирке они, к сожалению, играли только раз, а вообще у них такая работа – играть на похоронах.
Папа бодро уточняет: почему только на похоронах