И снова дорога. Тащится обоз с цирковым скарбом.
Лёдя спрыгивает с первой бородановской подводы бежит назад – к подводе, на которой сидят Любаша и Ярославцев. Силач грозно сводит мохнатые брови. И Лёдя не решается подсесть на его подводу, а просто идет с ней рядом, достает из кармана пряники, ломает на кусочки, угощает ими благодарно повизгивающих собачек и преданно поглядывает на Любашу.
Девушка улыбается Лёде – доброжелательно, но довольно равнодушно. А силач зашивает портновской иглой атласную туфельку Любаши и сердито зыркает на Лёдю.
Циркачи раскинули свой шатер на площади очередного городка. Лёдя работает уже не просто акробатический, а еще и музыкальный номер: кувырки, сальто и стойки на руках он перемежает с игрой на развешанных по арене бубнах, балалайках, трещотках и даже обычных бутылках. Да плюс к тому на руках и ногах Лёди – браслеты с бубенцами, которыми он тоже умудряется вызванивать если не мелодию, то хотя бы ритм.
Теперь уже Любаша восхищенно смотрит на него из-за кулис. К ней подходит силач Яков.
– Любуешься на своего конюха?
– Он не мой! – вспыхивает Любаша. – И он не конюх.
– Ага, ну да, старший клоун младшего подметалы!
Презрительно сплюнув, Яков уходит. Любаша огорченно всхлипывает.
Лёдя после номера вылетает за кулисы и при виде Любаши сияет.
– Видала, как я… – Он осекается, заметив ее слезы. – Что с тобой? Кто обидел?
– Да не обидел, а цепляется… Чего он – мы же с тобой просто друзья…
Лёдя осторожно утирает пальцами ее слезы.
– Конечно, друзья… Навеки! И я тебя никогда не обижу…
Любаша благодарно улыбается.
Лунной ночью Лёдя собирает в поле цветы, бережно складывает их в букет.
С этим букетом он подходит к отгороженному декорациями закутку, нерешительно топчется у входа. Вдруг оттуда раздаются шум борьбы и голоса:
– Яков Петрович, миленький, не надо… Ну, отпустите меня, ну, Яков Петрович! – жалобно просит Любаша
– Тихо, глупая! – бубнит Ярославцев. – Тихо, тебе ж лучше будет!
– Ну, пожалейте, ну не надо! – Любаша уже плачет в голос.
Лёдя не выдерживает и врывается в закуток.
Там на убогих цирковых матах Ярославцев ломает Любашу. Лёдя без лишних слов лупит его букетом по спине.
– Ах, сморчок! – удивленно и легко, как от мухи, отмахивается Яков. – Ты откуда нарисовался?
– Скотина! Не трогай ее!
– А-а, ты сам намылился ее потрогать? Хрен тебе!
Силач ударом кулака отправляет Лёдю в нокаут.
– Не надо, Яков Петрович! – умоляет Любаша. – Он тут случайно… он нечаянно…
– А за нечаянно бьют отчаянно!
Яков снова замахивается на Лёдю, но тот, обученный на Молдаванке французской борьбе, ловко уходит от удара и наносит