– Если успевают! А сколько уже не успели…
Елена опять плачет. Утесов разводит руками:
– Ну так что теперь делать? Самому застрелиться?
Елена утирает глаза:
– Нет, просто живые должны помогать живым. У Мейерхольда осталась Зина Райх, у Бабеля – Тоня Пирожкова…
– Что значит – остались? И Мейерхольд, и Бабель – они же только арестованы, как были арестованы и Масс с Эрдманом, но с ними тоже обязательно разберутся…
Елена лишь вздыхает и достает из конторки конверт:
– Вот, отнеси Тоне. А Зине деньги нельзя – растрынькает без толку. Зине надо продукты, вещи… Этим займусь я.
Утесов целует Елену.
– Спасибо, ты замечательная! И я все-таки верю, что все будет хорошо!
Елена только устало кивает. А он продолжает убеждать – не столько ее, сколько самого себя, используя, увы, всего один и тот же имеющийся у него утешительный козырь: вот Эрдман столько пережил, а написал такую смешную «Царевну Несмеяну», причем все твердили, что это поставить невозможно, а через неделю уже премьера…
На сцене – предпремьерная суета. Утесов замахивается бутафорским топором – от него отваливается лезвие. Утесов распекает бутафора:
– Ну что это? Как он будет голову рубить!
– Так вы б сказали, что – рубить, а я ж думал – только махать, – ворчит бутафор. – А если б рубить, я б не картонный, а фанерный делал…
К Утесову подбегает помреж:
– Леонид Осипович, к вам пришли!
Утесов выходит за кулисы. Там стоит Зоя. Ни слова не говоря, он поворачивается, чтобы уйти. Но она хватает его за руку, умоляет ее выслушать и быстро-быстро, чтобы он не ушел, рассказывает, что ее родители были дворяне, мелкие, нищие, но – дворяне, их расстреляли, а Зою растила бабушка, в балетное училище отдала, и в анкетах она писала, что родители погибли на Гражданской войне, но в прошлом году ее вызвали и сказали, что все знают.
Утесов со смешанным чувством брезгливости и жалости слушает Зою. Она продолжает тихо, с болью:
– Мне сказали: если ты о себе не думаешь, так подумай о бабушке – каково ей будет в тюрьме… Я умоляю, Леонид, прости! И поверь: я не написала про тебя ничего плохого, ни одного слова!
Он опять поворачивается, чтоб уйти, но она вновь хватает его за руку:
– И еще знай: я была с тобой не… ну, не по службе… Я полюбила тебя!
Утесов высвобождает руку и уходит, так и не сказав ей ни слова.
Премьера «Царевны Несмеяны» состоялась не где-нибудь, а в клубе НКВД. Зал заполнили чекисты в парадной форме и их дамы в вечерних платьях.
На сцене Царь Горох в картонной короне и Утесов – Шут Гороховый в дурацком колпаке. Он щиплет себя за руку:
– Ой, больно! Значит, не сплю… Не, еще проверим… Пятью пять – двадцать пять, Эльбрус – пять тысяч шестьсот тридцать метров высоты, «Казбек» – двадцать пять штук, три рубля пятнадцать