Они остановились отдыхнуть…
Зал радостно приветствует песню. Герои-летчики хлопают крепкими ладонями.
А у Керженцева глаза лезут на лоб.
Товарищ, товарищ,
Болят мои раны.
Болят мои раны в глыбоке.
Одна же заживает,
Другая нарывает,
А третия застряла у в боке.
Бурно прихлопывают в такт песне герои-летчики. Керженцев гневно отбрасывает вилку. Утесов на эстраде видит это и ехидно подмигивает начальнику всей советской культуры.
Товарищ, товарищ,
Скажи ты моей маме,
Что сын ее погибнул на посте.
И с шашкою в рукою,
С винтовкою в другою
И с песнею веселой на губе…
Слегка подвыпивший зал неистовствует. А где-то вдали маячит в клубах дыма от трубки до боли знакомая всему советскому народу добрая улыбка усатого человека.
Утесов и Зоя лежат в спальне балерины. Она щекочет его нос какой-то кисточкой, он ласково отбивается и порывается встать – ему пора на репетицию. Зоя надувает губки: опять эти противные репетиции. А как же, объясняет Утесов, повторение – мать учения. И, наконец освободившись от Зои, начинает одеваться.
Зоя нежится в постели, наблюдая за ним и продолжая канючить, что он все репетирует-репетирует, выступает-выступает, а его даже за границу ни разу не послали. Утесов, надевая брюки, отшучивается: главное, чтобы его не послали куда подальше. Но Зоя не отстает: разве ему не хочется в Америку, в Европу… Утесов, повязывая галстук перед зеркалом, морщится: ну, был он в Европе туристом – ничего особенного. Как это ничего особенного, удивляется Зоя, да разве можно сравнить с Европой нашу серую жизнь! У кого, может, жизнь и серая, отвечает Утесов, а у него – очень даже яркая.
– Ой, да что в твоей жизни яркого? – удивляется Зоя.
– Как что – ты!
Утесов чмокает Зою в носик, и она тоже выскакивает из постели:
– Подожди, выйдем вместе… Я – мигом!
Зоя скрывается за китайской ширмой. Утесов причесывается перед трюмо. У Зои рвется бретелька, она просит из-за ширмы, чтобы Утесов достал ей булавку из ящика комода. Он открывает ящик, перебирает женские безделушки, галантерейные мелочи, несколько исписанных листков бумаги. Вдруг из-за ширмы вылетает полуодетая Зоя:
– Не трогай! Закрой ящик! Я сама…
Утесов с улыбкой преграждает ей путь к трюмо:
– Тут что-то секретное? А-а, любовные письма, изменщица! – Наигрывая жуткую ревность, он читает одну из бумажек: – «Сообщение агента „Лебедь“ о наблюдаемом Утесове от второго сентября…» – Он меняется в лице и молча пробегает глазами дальнейшие строчки.
Зоя вырывает у него бумагу, говорит сухо:
– Я же сказала – не трогай, значит – не трогай!
Утесов оцепенело смотрит, как она кладет бумаги в свою сумочку и спокойно одевается. Наконец, он обретает дар речи.
– Как ты… могла?!
Вместо