Каждый новый день, пока длились учебные полеты, Асин помнила: вскоре у нее появится то самое право голоса, о котором говорил папа. И вот теперь грамота о том, что Ханна Асин больше не безликая ученица, гордо стояла дома, а на новой жилетке красовалась простенькая, но важная нашивка – птица на фоне штурвала. Только ощущения свободы не было. Да и старшие, в одежде, на которой пестрели значки, не слишком спешили принять Асин в свою команду. Ей говорили «позже», говорили «не сейчас», и она терпеливо ждала. Гуляла по Первому, – не заходя, конечно же, в северную часть, заросшую густыми лесами и кишащую аномалиями, – помогала папе по хозяйству или мечтала о небе, раз за разом перечитывая документ, уже дымящийся от прожигающего взгляда.
Время текло, густое, как мед, и липкое, как ягодный сок. На полях уже вовсю разрасталась пшеница, показались над грядками хвостики моркови и свеклы. В небольшой теплице, напоминавшей огромную белую гусеницу и по праву считавшейся папиной гордостью, закручивали усы и расправляли листья огурцы, собирался зелеными рюшами салат. По хозяйству Асин помогала, но все равно с непреодолимой тоской поглядывала в небо. Раз за разом бегала к причалам смотреть на корабли. И на товары, которые завезли лоточники.
Она ничего не покупала – своих денег не было, а брать у папы не позволяла совесть, – зато могла любоваться. Больше всего на свете Асин мечтала о серьгах, похожих на мутные витражи. Круглые, тяжелые, они ловили в себя солнце и дразняще переливались. Рядом лежали браслеты и кольца. Все вещицы были слегка потертые, а порой и мятые – их ведь поднимали со дна и приносили с пустых островов, еще хранивших следы старого мира. А порой – и с островов заброшенных, оставленных людьми, которые больше не могли получить ничего и покидали быстро сколоченные дома, чтобы отправиться обживать новые, богатые ресурсами земли. Но вещицы брали за большие деньги или меняли на что-то по-настоящему ценное. К сожалению, из ценного у Асин была только она сама.
Иногда к папе приезжали гости, большие люди со Второго, и привозили свой товар или странные угощения: вязкие сладости в белесой пудре, слоеные медовые рулеты с толчеными орехами. Асин приходилось сидеть ровно, как в училище, и изо всех сил держаться, чтобы не потянуться за ними через весь стол. Лишь когда папины знакомые уходили, она набивала рот гостинцами и медленно сползала со стула. Ожидание стоило того.
Большие люди – некоторых Асин помнила по именам, – конечно же, удивлялись, как она выросла. Называли папиной гордостью, хотя ею считалась теплица, и пророчили каждый свое. Чаще всего говорили о загадочном красивом мужчине, который ей обязательно встретится. Никто не называл его имени, возраста или хотя бы места, откуда он должен появиться. Поэтому такие речи Асин слушала вполуха.
По какой-то странной причине гости не говорили о небе, не сплетали судьбу Асин с ним. Будто