К тому же она боялась, что папа разволнуется. И уж тогда она точно ошибется и натворит того, что заставит его волноваться еще сильнее. Или вовсе рухнет с высоты в воду. Ведь как можно думать о небе, когда рядом не находит себе места самый близкий человек? Единственный близкий человек.
Она в очередной раз вспомнила о маме. И мысленно уколола себя невидимой булавкой за то, что почти не скучает по ней. Ведь сложно скучать по тому, кого почти не знаешь. Мама растворилась, будто ее и не было вовсе. Папины друзья – те, с которыми он летал на острова-братья за товарами, иногда беря с собой и Асин, – говорили, что искали маму. Пока не начали падать от усталости, пока не окоченели пальцы, пока кожа не сморщилась. Но не нашли даже кусочка кружева от ее платья.
Интересно, а как бы мама отреагировала на ее выбор? И на Вальдекриза? Но из осколков памяти и коротких папиных рассказов Асин не удавалось собрать ее. Понять – тем более.
– Я сама, пап. Сама, – тихо сказала она и поспешила перевести тему: – Представляешь, я полечу на «Аашенвер». Правда здорово?
– О-о-о, – он хохотнул. – Считается, что имя говорит за корабль. Но не в случае «Аашенвер». Эта старушка кряхтит так, будто готовится помереть каждый раз. Мы с ребятами посмеиваемся, что ее прозвали «Надеждой», потому что люди каждый раз искренне надеются хотя бы долететь до нужного места.
Однако судя по тому, что папа не бросился отговаривать ее от полета, все было не так плохо. Асин улыбнулась, с трудом проглотив кусок яйца, и натянула шаль на голову.
– Испугалась, птенчик? – улыбнулся папа. – Ты – моя дочь. А уж меня старушка «Аашенвер» не раз доставляла в целости.
– Ты постоянно говоришь о кораблях так, будто они живые.
– Так и есть, Асин. Так и есть.
На стол вновь с грохотом опустилась тарелка, подпрыгнули треугольные кусочки лепешки, а вместе с ними подскочила и Асин. Она думала про тяжелые паруса «Аашенвер», про те самые палки и веревки, названия которых сейчас из-за волнения не могла вспомнить. А за окном разливался свет. Он соскальзывал с макушек деревьев, удлинял тени и разгонял туман. Времени оставалось все меньше.
И, несмотря на то что дома было тепло, Асин почувствовала, как внутри расползается ледяная корка тревоги.
«Аашенвер» покачивалась в воздухе, постепенно оседая под весом груза и недовольно кряхтя.
Под тяжестью птицекрылого летательного аппарата, который в обиходе звали просто «ранец», Асин чуть было не завалилась набок. Ее успел подхватить Вальдекриз. Кажется, он выругался сквозь зубы и сказал, что этот полет может стать для нее последним.
Он затянул ремни вокруг ее талии, рук и бедер, а потом смеялся в спину, когда она, переваливаясь, поднималась