«Снэфрид Лебяжьебелая увезла к себе в монастырь на горе, – вспомнила она. – А от такой жены никто скоро не уезжает».
– Ну и пусть! – вдруг воскликнула Эмма. – Мне это совершенно безразлично!
Она грубо затолкала чудесное платье в ларь, хлопнула тяжелой крышкой и сама уселась сверху.
– Ролло – варвар, язычник, приспешник сатаны. А она – ведьма, к тому же она его жена. Мне ли беспокоиться из-за них?
Она все еще взволнованно дышала. Сняв с крюка изогнутую лиру, Эмма принялась перебирать струны. Музыка, будучи частью её души, всегда успокаивала её. Небеса даровали Эмме голос, который людей просто завораживал. Еще в детстве её прозвали Птичкой, и Ролло произносил это прозвище с каким-то лишь одному ему свойственным выражением.
Эмма тряхнула головой. Звук струн, чистый и мелодичный, слился с её чарующим бархатистым голосом. Но едва зазвучали слова простой любовной песенки, Эмма резко ударила по струнам и умолкла. Нет, она не станет петь эту песню. То, о чем в ней говорится, слишком похоже на то, что она сейчас чувствует…
Ей хотелось заплакать: наверняка станет легче, но слез не было. Давным-давно, ожесточившись в невзгодах, она утратила божественный дар слез. Позднее её заново научили смеяться – но не плакать… Вместо этого она пела, и музыка приносила облегчение. Однако не всегда. Вот и теперь тяжелое холодное раздражение душило её, комом подступало к горлу. Следовало отвлечься, занять себя чем-то важным. О, она вовсе не тосковала в Руане. Ей даже нравилось здесь. Сейчас она отправится на пристань или пойдет взглянуть, как идет строительство новой часовни у собора, или будет возиться с маленьким сыном Сезинанды. В библиотеке епископа Франкона все еще хранится множество неразобранных свитков, таящих немало интересного…
Но она не сделала ни шагу. Уперев подбородок в изгиб рогов лиры, Эмма погрузилась в воспоминания.
Это случилось уже более года назад. Она открыла клетку, в которой пленного Ролло вез её дядя герцог Нейстрийский. А Эмма освободила его. Она не могла не сделать этого, ибо их судьбы переплелись самым странным и причудливым образом, и, ненавидя Ролло, она тем не менее страдала, зная, что того ждут пытки и страшная казнь. Но едва Эмма помогла ему освободиться, в ту же секунду она сама оказалась его пленницей.
– Как ты мог так поступить со мной?! – кричала она, вырываясь из его железных объятий, когда могучий конь уносил их прочь от лагеря войск Роберта Нейстрийского.
Ролло же отмалчивался,