Снэфрид хотела было закрыть ставень, но отдаленный шум, донесшийся со стороны города, привлек её внимание. Она слышала обычный перезвон колоколов в церквях христиан, но теперь к нему примешивались и хриплые звуки рогов. Город сиял огнями.
– Что там происходит? – пробормотала Снэфрид.
Негромкий стук в дверь отвлек её. Снэфрид улыбнулась: это робкое, едва слышное царапанье могло принадлежать только ее преданному силачу Орму.
Она открыла и гигант накинул ей на плечи широкое темное покрывало. В старом монастыре стояла тишина, огонь горел лишь у ворот, на сторожевой вышке маячила тень стражника. По двору, дабы никто не смел ни войти, ни выйти, бродила гигантская пятнистая кошка – редкостный леопард. Он уже дважды набрасывался на слуг, и его боялись не меньше, чем самой хозяйки поместья. Даже вооруженные стражники не решались спускаться с галереи над воротами, когда Орм выпускал из клетки этого хищника.
Зверь потерся о бедро Снэфрид, словно ручной котенок, и басовито замурлыкал. Лебяжьебелая приучила его брать пищу у нее из рук. Кроме нее хищник признавал только Орма, который чистил клетку и кормил его, когда хозяйке было недосуг.
Оставив зверя во дворе, Снэфрид стала спускаться в подземелье старой крипты. Орм следовал за ней по стершимся ступеням, где пахло плесенью, но в саму молельню не вошел, оставшись за дверью. Финка же вошла в помещение под бывшей монастырской церковью. Тут, в слабом свете коптящей лампы, в углах выступали толстые колонны, поддерживающие свод в форме ручки корзины. На стенах еще оставались неясные следы росписи: Бородатый Бог-отец в нимбе и с греческим крестом над теменем с осуждением глядел на вошедшую близко посаженными византийскими глазами.
Теперь это место было избрано для тайных дел женщиной, слывущей ведьмой. На поставцах вдоль дальней стены виднелись черепа людей и животных – лошадей, клыкастых кабанов, длиннорогих туров. На вбитых в роспись свода крюках висели высушенные тушки летучих мышей, некоторые чудовищно огромные, с мордами выходцев из преисподней. Комки белой глины на широком столе, чучело филина, еще какие-то кости, а также ножи – из лучшего метала, сверкающие, как драгоценности, среди этих омерзительных предметов.
Там, где прежде на небольшом возвышении располагался алтарь, теперь стоял стол на изогнутых бронзовых ножках, его столешница посередине имела округлое отверстие. К нему-то и направилась первым делом Снэфрид, коснувшись поверхности не менее ласково, чем перед тем гладила зверя.
Только после этого она взглянула на маленькую худую женщину, кормившую грудью младенца. Рядом с ней на корточках сидела старая Тюра, что-то монотонно напевая, раскачиваясь и громыхая костяными амулетами, подвешенными на просмоленной бечеве к её клюке. Почувствовав на себе взгляд Снэфрид, Тюра подмигнула ей и, не переставая напевать, кивнула в