Империи песка. Дэвид Болл

конного эскорта – эти аристократы в зеленых, расшитых золотом мундирах и с саблями, сверкающими на солнце; гусары; легкая кавалерия в лице африканских стрелков и зуавов на арабских скакунах; сахарские спаги. Повсюду глаз натыкался на могущественные атрибуты нации, способной поставить под ружье полмиллиона человек – доблестных бойцов, вызывающих зависть мира. От Северной Африки до Таити, от Китая до Сомали, от Мадагаскара до Вест-Индии войска Франции соперничали с Англией, стремясь расширить французские владения и нести цивилизацию в мир. «Да, – думал генерал, – короли и императоры приходят и уходят, но Франция всегда будет уповать на своих военных, которые верно служат ее интересам и защищают ее Богом данную роль цивилизатора мира. Франция преодолеет нынешние трудности, как преодолевала всегда».

      А преодолеть их она просто обязана, ибо сегодня в вечернем парижском воздухе ощущалось нечто новое: какая-то особая энергия, возбуждение и ощущение опасности. В воздухе Парижа всегда можно было что-то найти: любовь или похоть, революцию или интриги. Сейчас в воздухе веяло перспективой войны с пруссаками, чей король оскорбил Францию. Это оскорбление выплеснуло на тротуары дерзкие, чванливые толпы, полные легкомысленной самоуверенности, какую всегда испытывают те, кому не придется воевать. Парламент раскалился от негодования, газеты исторгали огонь. Люди собирались на перекрестках и в парках, слушая зажигательные речи. Каждая стена была обклеена объявлениями. Слухи питали сплетни, сплетни становились новостями, а новости заставляли всю Францию негодовать.

      Как здорово быть военным сейчас и наслаждаться уважением и почтением людских толп, салютующих каждому человеку в форме! Особенно в генеральской. На пути его кареты мужчины приподнимали шляпы, женщины восторженно махали, отовсюду доносились возбужденные крики «Vive la France!», «À Berlin!» и «Vive la guerre!»[19]. После четырех войн, повысивших его в чине, Делакруа находился дальше от поля битвы, но ближе к славе.

      Элизабет испытывала экстатическое возбуждение. Это был ее светский прием, торжество, над которым она столько трудилась и на которое возлагала надежды. Конечно, не прием года или даже месяца, ведь здесь как-никак Париж. Возможно, прием недели, а для жены полковника список гостей сверкал обещаниями продвижения по службе для нее и Жюля. Список был плодом ее неустанного труда. Обратившись к одной влиятельной особе и убедив ту приехать на прием, Элизабет упомянула ее имя, чтобы пригласить другую, а затем – оба имени для приглашения третьей… и так, пока все новые и новые гости не убеждались, что прием действительно стоит посетить.

      Анри находился в очередном путешествии, отправившись куда-то вглубь России. Куда именно и зачем – этого Элизабет не знала, зато прекрасно знала другое: отсутствие графа позволяло ей занимать главенствующее положение в доме, распоряжаться бюджетом и менять убранство по собственному вкусу. А она должна была изменить убранство. Целых