– Ого, – сказала Хильди, которая, как мне казалось, заснула, пока загорала. – Фрэнк, нам надо бы найти местечко, чтобы искупаться, как думаешь?
Фрэнклин согласился, и вскоре мы добрались до уединенного места на реке, где компанию нам составляла только ветряная мельница. Мы с Хильди спрыгнули с катера и поплыли в прохладной полной тростника воде, а Фрэнклин отказался, сказав, что не захватил костюм; он сидел и курил, наблюдая за нами с борта. Над зарослями тростника порхали голубые стрекозы, на зеленой, как огурец, воде плясало солнце, и это напомнило мне, как назывался катер: «Танцующий свет».
Несколько часов спустя, когда солнце уже клонилось к закату, мы выпили чаю, чтобы согреться, вернули катер на пристань и поклялись, что в следующий раз возьмем его на подольше. В следующий раз, подумала я, прижимая эту мысль к сердцу. На обратном пути в Стиффки машину вел Фрэнк, а я сидела рядом с ним, с меня сползал мокрый шерстяной купальник, кожу еще пощипывало от прохладной воды, усталость мешалась во мне с восторгом, и хотелось, чтобы этот день не кончался.
Я запомнила его навсегда. Тот день стал сияющим образом прошлого, беспечной юности, надежд и роскоши. Конечно, тогда я его так не воспринимала, я не знала, что он так надолго сохранит свой блеск. Я думала, впереди еще много таких же дней, и они были – но теперь, оглядываясь назад, я вижу, что тот первый раз на Заводях сияет ярче всех. Дразнящий проблеск жизни, которой я могла бы жить.
11
Вскоре после той поездки на Заводи погода переменилась, пришло унылое начало осени, но мне было все равно, потому что приближалась долгожданная вечеринка в Старой Усадьбе. День выдался отвратительный, порывы ветра несли с болот морось, света почти не было. Стены в доме отсырели, полы леденили ноги. Я выбралась наружу и провела весь день у Джейни, готовя в темной парилке ее домика любовное зелье. Когда я пришла, она собирала с потолочных балок пауков-балдахинников. Она бережно брала каждого пальцами, потом сажала в ладонь. Пауков она держала в густой копне своих жестких седых волос, «потому что они счастье приносят». Мне это всегда нравилось. Зелье предназначалось для лечения моего насморка, но с самого детства Джейни казалась мне волшебницей. Я верила, что она может вылечить что угодно, даже разбитое сердце. Она не только принимала роды и обмывала мертвых, деревенские приходили к ней с самыми разными напастями, в том числе и с любовью.
Ее полки были заставлены пыльными бутылками зеленого и коричневого стекла с темными жидкостями внутри, но что в них содержалось, я знала только отчасти. Хотя кое-что из того, чему Джейни меня учила, я запомнила и могу рассказать сейчас, как заклинание без результата. Одуванчик был от непорядка с кровью, окопник от растяжений и ран, верхушки крапивы от кашля, алоэ от ожогов, тысячелистник от поноса и несварения, мандрагора для кожи. Были и пустые бутылочки, в которые Джейни складывала обрезки ногтей и волосы тех, кто думал, что их заколдовали. «Сейчас