С прошлой недели мне эта «ванная» перестала нравиться, и я начала искать более комфортабельную обстановку. Именно Петер подсказал мне идею – ставить мой тазик в просторной уборной в конторе. Там я могу садиться, включать свет, закрыть дверь на крючок, сама выливать воду без чьей-либо помощи и быть в безопасности от нескромных взглядов. В воскресенье я впервые пользовалась моей прекрасной ванной, и, как ни странно, мне это нравится больше, чем какое-либо другое место.
В среду внизу был водопроводчик, чтобы переложить в коридоре водопроводные и канализационные трубы от уборной в конторе. Это для того, чтобы трубы не замерзли, если будет холодная зима. Посещение водопроводчика было для всех крайне неприятным. Нам нельзя было не только в течение дня включать воду, но и пользоваться уборной. Конечно, очень неприлично рассказывать тебе о том, что же мы только не делали, чтоб справиться с этой бедой. Я не такая чопорная, чтобы не говорить о подобных вещах. Мы с папой с начала нашего заточения обзавелись импровизированным горшком, то есть за отсутствием ночной вазы пожертвовали для этой цели стеклянную банку. Такие банки мы во время посещения водопроводчика поставили в комнату, и там днем хранились наши испражнения. Это было еще далеко не так ужасно по сравнению с тем, что целый день мне надо было сидеть тихо и не разговаривать. Ты себе не можешь представить, с каким трудом это удалось юффрау Кря-Кря. Мы уже и так, в обычные дни, вынуждены шептаться; а вовсе не разговаривать и не двигаться – еще в десять раз ужаснее.
После того как я три дня подряд сидела, прилипнув одним местом, моя попка стала совершенно жесткой и болела. Вечерняя зарядка помогла.
Дорогая Китти!
Вчера я страшно перепугалась. Вдруг в восемь часов раздался очень резкий звонок. Я думала, не иначе как кто-то пришел, ты сама понимаешь кто. Но когда они все стали уверять меня, что это наверняка или мальчишки шалят, или почта, я немного успокоилась.
Дни здесь становятся ужасно тихие. Левинсон, маленький еврей-аптекарь и химик, работает на кухне для менеера Кюглера. Он очень хорошо знает весь дом, и поэтому мы постоянно боимся, что ему придет в голову пойти взглянуть на бывшую лабораторию. Мы ведем себя тихо, как новорожденные мышата. Кто бы мог предположить три месяца назад,