– Думаю, твоего деда или отца будет достаточно.
Леон опять рассмеялся, словно замешательство Невзоровича да и весь этот разговор отчего-то доставили ему удовольствие.
На деле же никакого особого дела у Глеба к Радзивиллам не было, просто вспомнилось письмо от Кароляка, полученное несколько дней назад. Намёки, которые в нём содержались, живо напомнили ему зимний визит к Олешкевичу и заставили несколько дней гадать, что же всё-таки имело в виду его петербургский приятель. Странное было чувство – как будто вот-вот шевельнётся он и нечаянно стряхнёт какую-то невесомую завесу, или её сдует порыв внезапного ветра – и откроется ясная и связная картина, которую нужно было увидеть давно. И тогда он, Глеб, изумится тому, как он не заметил очевидного прежде.
Но завеса всё не стряхивалась, и что именно он должен увидеть, Глеб так и не понимал.
В любом случае, стоило последовать совету Кароляка, тем более, что Габриэль пообещал замолвить за него словечко. А вот стоило ли секретничать и надувать щёки перед симпатичным юнкером Гродненского полка, Глеб не знал. Но что сделано, то сделано, и поменяв сейчас своё мнение и признавшись, что едет просто так, а не по какому-то важному делу, он много потеряет в глазах нового знакомца. К тому же, кто знает, насколько этот гусар в курсе дел своего отца или дяди, или ещё кого-то из старших родственников. Мало ли… служит вон, даже и не в войске Королевства, а в русской армии, мундир русский носит…
Хотя…
Что ты городишь-то? – тут же сердито оборвал сам себя Невзорович. – Гродненские гусары – они все поголовно поляки да литва, они почти все когда-то императору служили!
Он почувствовал, что губы его кривит насмешливая, почти злая улыбка. Тень великого корсиканца незримо стояла над миром даже и через четыре года после его смерти, и невесть сколько будет стоять ещё – во всяком случае, до тех пор, пока живы его солдаты.
Леон не заметил ничего – ни внезапной сумрачной задумчивости своего визави, ни странной усмешки на его губах – он то и дело указывал в оконце кареты на что-нибудь неподалёку от дороги и рассказывал, кто и когда распахал это поле, кого застукали на вон той луговине берегини, в каком лесу несколько лет назад заполевали оборотня или упыря…
Говорлив оказался младший Радзивилл.
Замок показался внезапно. Низкие эскарпы острыми углами торчали в стороны, а над ними подымались башни и стены – стрельчатые окна дворцовой пристройки.
Убежище Радзивиллов, возведённое ещё при Батории17.
Перекидной мостик через ров давно сменился постоянным каменным, ров заметно обмельчал – уже шестнадцать лет, как никто не отваживался принести огонь и кровь в эти пределы. Да и тогда, в двенадцатом году, сражения шли в основном в поле, никто и не думал запираться за стенами. Там и сям виднелись обвалившиеся